Филипп джонсон: Филип Джонсон: портрет одного из самых влиятельных и легендарных архитекторов ХХ века

Содержание

Филип Джонсон: портрет одного из самых влиятельных и легендарных архитекторов ХХ века

Он, впрочем, ни о чем из прошлого не сожалел. Единственной своей ошибкой он называл юношеское увлечение Гитлером, пережитое в Германии. Магия власти заворожила поклонника философии Ницше, равно как и странная связь фашизма и гомосексуализма, щегольской черной формы и черных дел, о которой рассказали потом Висконти и Фасбиндер. Пока Америка не вступила в войну, он держал сочувствующий нейтралитет и даже ездил по приглашению германских друзей на прогулку в оккупированную Польшу.

Музей Amon Carter в Форте Уорт (Техас) Джонсон построил в 1961 году, а в 2001-м сам же его реконструировал.

CORBIS/RPG; RICHARD PAYNE; STEWART SHINING

Берлин 1930-х изменил жизнь гарвардского студента, который до этого не мог признаться самому себе в том, что он не такой, как другие. “У нас не было модернистской культуры, – рассказывал Джонсон. – Ни Клее, ни Кандинского, ни “Баухауса”, ни Мис ван дер Роэ, ни Мохоли-Наги, ни Пискатора в театральном дизайне.

Люди, с которыми я встретился, рестораны, Курфюрстендамм, сексуальная жизнь города – все было новым, захватывающим для молодого американца”. Это сюжет “Кабаре”: из Берлина герой отправится в Штаты и будет строить небоскребы в германском стиле.

Кстати, после войны Джонсон вернулся в Берлин, но был разочарован. Город лежал в развалинах, и лишь в восточной части кипела работа, реставрировались музеи. Памятник советским воинам-освободителям в Трептов-парке произвел на Джонсона незабываемое впечатление. В конце концов, его претензии к фашизму были отчасти эстетическими: “Что касается Гитлера – если бы он хотя бы был хорошим архитектором!”

Филип Джонсон в своем парке в Нью-Канаане. Фото 1999 года.

CORBIS/RPG; RICHARD PAYNE; STEWART SHINING

Джонсон всерьез готовился к бессмертию – если не физическому, то духовному. Свой дом в Нью-Канаане, завещанный фонду охраны памятников, он обстроил служебными флигелями и гостевыми домами, один из которых похож на декорацию к “Кабинету доктора Калигари”, но раскрашен в духе Малевича.

Сам он все больше времени проводил в доме Уитни на берегу океана. “Это единственное место на свете, где я могу ничего не делать”, – говорил он, листая любимые книги: только детективы и только американские. Но он не мог себе позволить умереть где-нибудь, кроме стеклянного дома, который сейчас и в самом деле превратится в его хрустальный памятник. А будь его воля, превратился бы и в мавзолей Спящей красавицы американской архитектуры ХХ века.

Гостиная дома Филипа Джонсона и Дэвида Уитни. На стене — картина Дэвида Салле.

CORBIS/RPG; RICHARD PAYNE; STEWART SHINING

Фото: CORBIS/RPG; RICHARD PAYNE; STEWART SHINING

Филип Джонсон — биография и семья

Филип Кортелион Джонсон

Филип Джонсон был одним из самых выдающийся архитекторов. За свою долгую и плодотворную жизнь Джонсон перепробовал несколько карьер и, остановившись на архитектуре, не только построил множество значительных зданий, но и коренным образом повлиял на формирование нескольких поколений архитекторов.

Филип Кортелион Джонсон родился в 8 июля 1906 года в Кливленде, штат Огайо, в семье видного юриста. Он получил образование в Гарвардском университете, изучая классическую филологию. В 1932 году Джонсона назначили на должность директора Департамента Архитектуры Музея современного искусства в Нью-Йорке. Под влиянием директора музея А. Барра он из филолога-классика превратился, по его собственному выражению, в «бюро по пропаганде» того архитектурного явления, которое они втроем с архитектурным критиком Г.Р. Хичкоком окрестили «интернациональным стилем». Джонсон вместе с Хичкоком выпустил книгу, в которой впервые были сформулированы черты «интернационального стиля».

Пропагандистская деятельность пробудила у Джонсона интерес к архитектурному творчеству. Поэтому в 1940 году он снова поступил в Гарвардский университет, чтобы под руководством Марселя Брейера получить подготовку архитектора и целиком посвятить себя этой профессии. В 1943 году он окончил архитектурный факультет университета.

Первые собственные сооружения Джонсона и по общему замыслу, и в деталях можно принять за разработки идей или неосуществленных проектов его знаменитого учителя. К этому времени Мис ван дер Роэ уже в течение шести лет работает над одним из своих программных сооружений — домом Фарнсворт — стеклянным объемом, заключенным между двумя плоскостями перекрытий, поднятыми над землей на восьми столбах. Под впечатлением этого сооружения Джонсон в 1949 году строит собственный «Стеклянный дом» в Нью-Канаане.

По мнению исследователей, его следующий проект — университет Св. Томаса в Хьюстоне (1957) — это смесь «промышленного классицизма» Миса с «романтическим классицизмом» прошлого столетия.

Музей Вильяма Проктора в Ютике (1956-1960) рассматривается как последний «мисовский» проект Джонсона. Музей в Ютике консервативен и статичен и по внешнему решению образа. В нем проступают черты неоклассицизма нашего времени, которые станут определяющими для многих последующих произведений второго периода творчества архитектора. В эти годы Джонсон начал отходить от принципов своего учителя.

«Церковь без крыши» в Нью-Хармони и ядерный реактор в Реховоте, законченные в 1960 году, продемонстрировали начало нового этапа творчества Джонсона. Музей западного искусства в Форт-Уэрте, штат Техас (1961), весьма интересен своим генеральным планом. Если, находясь на последней террасе перед музеем, посетитель захочет оглянуться, он увидит перед собой в отдалении на фоне этой грандиозной системы террас и лестниц панораму самого Форт-Уэрта с его зубчатым силуэтом небоскребов — картину, которая, по словам очевидцев, является самым лучшим «экспонатом» музея.

Именно из-за элемента организации движения интересно отметить его «Сад скульптур» при Музее современного искусства в Нью-Йорке (1953-1964). «Процессия» начинается при выходе из старого здания музея. Для того чтобы увидеть сад, посетитель должен повернуть под прямым углом направо. Это не просто, потому что этот небольшой кусочек нью-йоркской территории — своеобразный интерьер музея под открытым небом, по своей планировке предельно усложнен: посетитель должен пройти по мостикам, перекинутым через бассейны, обогнуть островки газонов и кустов, подняться с одного уровня на другой и третий. .. От соседней улицы «Сад скульптур» отделяет глухая стена, служащая нейтральным экраном для скульптуры.

Строительство нью-йоркского театрального комплекса Линкольн-центр (1962) — весьма примечательное событие в архитектуре второй половины столетия. Это — кульминационный пункт развития американского неоклассицизма: все его негативные черты запечатлены здесь в самой концентрированной форме. Но и здесь Джонсон не без основания ставит себе в заслугу создание в театре впечатляющих пространств и в первую очередь огромного праздничного фойе, которого еще не знал Нью-Йорк.

Последующие сооружения Джонсона — Музей доколумбового искусства в Вашингтоне (1963), павильон штата Нью-Йорк на Международной выставке 1964 года, здание эпидемиологии и охраны здоровья в Йеле (1965), музей в Билефельде (ФРГ, 1966) — весьма разнообразны по форме.

Работы архитектора в конце 1960-х примечательны тем, что в них уже нет признаков «историзма». Например, проект Художественного центра университета Брауна в Провиденсе (1967) — расчлененная асимметричная композиция с набором самых современных пластических атрибутов.

В 1970-е годы Джонсон работал в столь многообразных и несопоставимых одна с другой манерах, что его творчество невозможно охарактеризовать какими-либо определенными стилистическими терминами.

В 1970-е годы фирма «Джонсон и Берджи» стала для американской архитектуры рупором грядущей архитектурной моды, авторитетом, утвержденным не только собственным мастерством, но и освященным признанием правящей элиты. В середине 1980-х годов Джонсон был не только признанным патриархом американской архитектуры, но также самым модным, самым дорогим, самым светским и влиятельным архитектором, долгие годы связанным с миром рафинированной роскоши и больших денег.

Самым большим скандалом в истории домостроительства, в архитектурном мире стал проект небоскреба компании «Америкэн Телефон энд Телеграф» (АТТ) для центра Манхэттэна. Это сооружение в высшей степени характерно для позднего Джонсона. Раздуть схему композиции миниатюрной капеллы Пацци чуть ли не до размера терм Каракаллы — уже одно это вызывает удивление, но на такое основание еще взгромождено серо-розовое гранитное тело небоскреба, стилистика которого характерна для небоскребов 1910-1930-х годов, плюс ко всему завершенное фигурно вырезанным барочным фронтоном, напоминающим по форме завершения «дедушкины часы». Среди критической бури только сам Филип Джонсон, как отмечала пресса, выражал всем своим видом невозмутимую вежливость.

В целом новый супернебоскреб стал заметной вехой скорее в силуэте Манхэттэна, чем в движении постмодернизма, вопреки ожиданиям его адептов. В то время как критические страсти полыхали вокруг АТТ — вначале проекта, а затем строящегося здания, в центре Хьюстона выросло новое, еще более крупное и в некотором смысле более красноречивое здание Джонсона — небоскреб, точнее комплекс, Рипаблик-бэнк-сентр. В здании странно сплавились мотивы ренессансного палаццо и североевропейской готической ратуши с уступчатыми щипцами, фантазии Пиранези и Леду.

Там же, в Хьюстоне, был возведен еще один небоскреб Джонсона — Транско-тауэр. 65-этажное здание изначально задумывалось как ориентир, градостроительная доминанта в куда более низком окружении, где строения не превышали двадцать пять этажей. Еще один из завершенных в 1980-е годы проектов, который характерен для «постклассицистских», романтизирующих тенденций позднего Джонсона, — комплекс РРО-плейс в Питтсбурге. «Зеркальная готическая симфония» — явление действительно экстраординарное, даже на фоне броско рекламной архитектуры США.

Пожалуй, наибольшее внимание профессиональной критики привлек в середине 1980-х годов проект застройки Таймс-сквер в Нью-Йорке (1983) четырьмя разновысокими башнями (от 210 до 90 метров высотой) вокруг павильона метро, каждый из фасадов которых сформирован ступенчатыми по рисунку «ширмами» из известняка, как бы наложенными на фон стеклянных навесных стен, и высокими, мансардными по форме стеклянными завершениями.

Мировоззрение и личная жизнь архитектора были достаточно скандальными — Филип Джонсон был открытым гомосексуалиом, а в молодости — убежденным сторонником нацизма. Впоследствии он переменил взгляды и говорил, что это была «абсолютная, непростительная глупость» с его стороны. В своих поздних интервью архитектор признавался, что нацизм привлек его во время поездок в Берлин в 1930-х годах, когда он был «очарован властью», которую демонстрировали немецкие нацисты.

Филип Джонсон умер 26 января 2005 г. в своем доме в городе Нью-Кэнаан (штат Коннектикут).


Архитектор Филипп Джонсон

Филипп Джонсон — первый обладатель широко известной во всём мире Притцкеровской премии, которая считается аналогом Нобелевской в сфере архитектуры. Алессандро Мендини, историк и теоретик дизайна, называл Джонсона последним архитектором эпохи мастеров и первым — эпохи без мастеров. Но на своём веку Джонсон был и функциональным эклектиком, и классицистом, и постмодернистом, хотя сам признавался, что не любит слова типа «постмодерн» и даже не знает, что это означает… Всегда разный, не только в различные периоды своей жизни, не только в различных постройках, но и внутри каждой из них, он напишет о своих «двенадцати поворотах на пути современной архитектуры».

архитектор
Филип Кортелион Джонсон родился 8 июля 1906 года в Кливленде, штат Огайо, в семье видного юриста. Получил образование в Гарвардском университете, изучая классическую филологию, но в 1928 г. весь ход его жизни изменила встреча с Людвигом Мисом ван дер Роэ.

По возвращении из поездки по Европе Джонсон первым познакомил американцев с теоретическими построениями Миса, Гропиуса и Ле Корбюзье — архитекторов, для обозначения стилевой принадлежности которых Джонсон при составлении каталога Музея современного искусства в 1932 г. ввел в оборот термин «интернациональный стиль».

Джонсон способствовал пропаганде архитектурного модернизма в Америке, написал обстоятельную монографию о Мис ван дер Роэ и убедил его перебраться в США. С 1949 года он начал работать как архитектор-практик, создав вместе с Мисом такой яркий образец «интернационального стиля», как небоскрёб Сигрем-билдинг в Нью-Йорке.

В 1968 г. вместе с Джоном Берджи основал собственное архитектурное бюро. Совместные проекты Джонсона и Берджи многочисленны — здание корпорации «Сони» в Нью-Йорке (1984), Уильямс-Тауэр в Хьюстоне (1983), Липстик-билдинг на Манхеттене (1986) и другие.

В середине 1980-х годов архитектор практически отошел от дел. Джонсон ушел из жизни 25 января 2005 года в штате Коннектикут, США.

«Мне всегда приятно, если меня называют Мис ван дер Джонсон».

Получив филологическое образование в Гарвардском университете и некоторое время поработав директором департамента архитектуры Музея современного искусства в Нью-Йорке , Джонсон решает целиком и полностью посвятить себя архитектуре и в 1943 году оканчивает уже архитектурный факультет Гарварда.


Одним из вдохновителей архитектора стал Мисс Ван дер Роэ, человек, внёсший огромный вклад в философию архитектуры конца 20-30-х годов. И потому первый проект «Стеклянный дом» в Нью-Канаане Джонсона становится своего рода продолжением проекта дома Фэнсуорт Миса.

Это здание имеет стеклянные перегородки и таким образом жизнь хозяина внутри такого экстравагантного дома выставлена на обозрение прохожим. Недоступна для глаза только ванная комната. А вся конструкция опирается на 8 стальных колонн. Стеклянный дом приобрёл большую известность во всём мире и сегодня охраняется правительством Америки как историческая ценность.
Это первый, но решительный шаг стал поводом для Джонсона ещё на протяжении нескольких лет проектировать в основном индивидуальные дома.


В середине 50-х годов Джонсон строит дом Боссона, в котором соединяет японские традиции с приёмами композиции итальянских вилл. Позже сам автор назовет этот проект своей лучшей работой такого типа.


В 1956 году в штате Нью-Йорк заканчивается строительство синагоги, пожалуй, одного из самых необычных молитвенных домов. Это первый проект столь крупного здания и первый пробный разрыв с Мисом. Здание имеет чёткий каркас, который заполнен глухими стандартными белыми блоками, а отсутствие орнамента и содержательности делают здание модернистским.

Чарльз Дженкс, архитектурный критик, писал об этой работе: «…снаружи — потрясающее упрощение, внутри — воспоминание о музее архитектора Соуна». Но при этом считал, что печатные работы и чуткость Филипа Джонсона, намного обгоняют его архитектуру с точки зрения вклада в развитие постмодернизма.

«Мое направление ясно:

эклектическая традиция… Я пытаюсь взять то, что нравится, из всей истории».

Новый этап в творчестве Джонсона «Церковь без крыши» в Нью-Хармони и ядерный реактор в Реховоте закончены в 1960 году. Церковь представляет собой обширный прямоугольный зал под открытым небом, обнесенный со всех сторон глухой кирпичной стеной.

В центре, над скульптурой Якова Липшица, — необычный по форме купол, выполненный из клееной фанеры и покрытый деревянным гонтом. Это сооружение сразу произвело большое впечатление на критиков, которые сравнивали его то с древними языческими постройками, то с деревянными церквями Северной Европы, то с криволинейными барочными формами Борромини.

В своей исследовательской статье «Элементы движения в архитектуре» Джонсон пишет: «Архитектура существует только во времени». Поэтому из-за элемента организации движения интересно отметить его «Сад скульптур» при Музее современного искусства в Нью-Йорке (1953–1964).

Для того чтобы увидеть сад, посетитель должен повернуть под прямым углом направо, при выходе из старого здания музея. Это непросто, своеобразный интерьер музея под открытым небом по своей планировке предельно усложнен: посетитель должен пройти по мостикам, перекинутым через бассейны, обогнуть островки газонов и кустов, подняться с одного уровня на другой и третий.

Строительство Линкольн-центра — нью-йоркского театрального комплекса — называют кульминационным пунктом развития американского неоклассицизма. Это уникальное объединение, в 12 зданиях которого размещаются одни из лучших культурных учреждений Нью-Йорка : «Метрополитэн-опера» , «Нью-йоркский балет», « Нью-Йоркская городская опера», Нью-йоркская филармония и др.

В театре не только впечатляющие пространства, но и огромное праздничное фойе, которого еще не знал Нью-Йорк .

«Я интересуюсь только тем, что на острие архитектурной мысли… Я не имею никаких убеждений».

Творчество Джонсона в 70-е годы вряд ли получится охарактеризовать каким-либо определенным стилистическим термином: «В Питтсбурге я делаю сверкающее сооружение с зеркальными стенами, вписывающееся в окружение викторианской башенной готики. Затем у меня строится здание в классическом стиле… здание с разорванным фронтоном. Есть здание в стиле Возрождения, ко торое я строил на Пятой авеню.

Затем есть дом с эркерами в стиле 1890-х годов. Есть спираль, которую я скопировал с древнего минарета и из которой я сделал небольшую церковь. Затем есть великолепная иранская гробница с остроконечным завершением. Это сооружение высотой двести пятьдесят метров возводится в Хьюстоне, штат Техас. Есть кое-что в Сан-Франциско» .

Одной из творческих целей архитектора было стремление к «скульптурности». Монументальны даже остекленные объемы Джонсона. Так при строительстве протестантской мегацеркови в городе Гарден Гроув, штат Калифорния, было использовано более 10 000 прямоугольных стеклянных блоков.

«Хрустальный Собор» может вмещать до 2900 прихожан. Само название больше относится к размерам и виду здания, однако это не означает, что оно представляет собой кафедральный собор в традиционном понимании.

Церковь принадлежит реформатам, руководство которыми осуществляется старейшинами. Из здания с момента начала его эксплуатации ведутся трансляции программы «Час силы», которая считается самой рейтинговой христианской передачей в мире, её смотрят около двадцати миллионов зрителей.

«Когда я строил собор, — пишет Джонсон,-то я думал о том, что когда люди, находящиеся в нем, смотрят на купол, то они должны себя чувствовать так, как если бы они смотрели в небо»

Наши небоскребы — это импульс оказаться «выше всех, ухватиться за звезды»… Небоскребы означают власть!

Идеи Джонсона оказали не меньшее влияние на развитие американской архитектуры, чем его постройки. Он манипулирует идеями и словами с такой же легкостью, как и формами в своей архитектуре, лишь бы добиться нужного ему эффекта.

Следующие его проекты вызвали целую волну критики: культурный центр Майами, подчеркнуто выдержанный в «средиземноморской традиции», 44-этажный небоскреб «PPG Place» в Питтсбурге. Его вертикально расчлененный блок, равно как и прилегающие пониженные корпуса, сплошь сформирован из зеркального стекла в готических формах. Чарльз Дженкс назвал эту архитектуру «неоготической готикой».

Следующим шоком для критиков и архитекторов стал проект 1981 года, театрального комплекса в Кливленде, напоминающий средневековый замок с зубчатыми башнями и купольным собором в центре.

Но наибольший за последние годы скандал в архитектурном мире вызвал проект небоскреба компании «Америкэн Телефон энд Телеграф» (AT&T) для центра Манхэттена. Его стилистика характерна для небоскребов 1910–1930 -х годов, причём завершено здание фигурно вырезанным барочным фронтоном, напоминающим по форме «дедушкины часы».

«В возрасте 72 лет, — писал Джонсон, — я больше не ощущаю обязанности кому-либо нравиться. Я больше не ощущаю обязанности содействовать дальнейшему развитию современной архитектуры. Я больше не нуждаюсь в моральных оглядках на прогресс.

Я не должен что-либо совершенствовать. Но я всегда любил архитектурные профили и историю. Хотя мне могут возразить, что архитектура есть нечто большее, чем стиль, среди нас, конечно же, найдутся те, кто чувствует, что архитектура всегда была стилем. Я теперь мыслю о собственном удовлетворении, а не о реформах общества или о развитии какой-либо моралистской химеры по поводу влияния моей работы на общество».

Из всех видов человеческой деятельности наибольшее восхищение доставляет занятие архитектурой.

Филип Джонсон умудрялся одновременно держать в стадии строительства до десяти сверхкрупных объектов Джонсона, не говоря уже о постройках меньшего масштаба.

«Ворота в Европу» в Мадриде он спроектировал совместно с американским архитектором Джоном Берги. Их начальное название было «Torres KIO» или «Башни KIO». В 1996 году это были первые в мире наклонные высотные здания высотой 115 метров и под углом 15 градусов. Выполнены они из гранита, стекла и металла и имеют вертолётные площадки Puerta de Europa I синяя, а Puerta de Europa II красная, чтобы избежать путаницы.

Ещё одним заслуживающим внимания проектом Джонсона является застройка Таймс-сквер в Нью-Йорке четырьмя разновысокими башнями, от 210 до 90 метров высотой, вокруг павильона метро, каждый из фасадов которых сформирован ступенчатыми по рисунку «ширмами» из известняка, как бы наложенными на фон стеклянных навесных стен, и высокими мансардными по форме стеклянными завершениями.

Башни на Таймс-сквер трудно описать словами, пожалуй, как и любые другие произведения Филипа Джонсона. Просто назвать его эклектиком тоже будет не правильно. Каждая работа этого архитектора является не только сплавом идей, мотив и образов, но и своего рода символом неиссякаемой энергии и творчества человека.

Все страницы — Юнионпедия

Джонсон, ФилипДжонсон, Филип КортельюДжонсон, Филлис
Джонсон, Хэролд ЛестерДжонсон, ХьюДжонсон, Хьюлетт
Джонсон, ХайрамДжонсон, ХирамДжонсон, Хилари Ричард Райт
Джонсон, ХоэльДжонсон, ХовардДжонсон, Холли
Джонсон, ЧарльзДжонсон, Чарльз (социолог)Джонсон, Чарльз (автор)
Джонсон, Чарльз (борец)Джонсон, Чарльз СпирженДжонсон, Чарльз Фритьоф
Джонсон, Чарльз Фритьоф «Чарли»Джонсон, Чарльз Фритьоф «Чарли»Джонсон, Чарлз Спёрджен
Джонсон, Чарлз СпердженДжонсон, ЧалмерсДжонсон, Чалмерс Эшби
Джонсон, ЧейнтДжонсон, ШэйнДжонсон, Шэннон
Джонсон, ШоунДжонсон, ШоанДжонсон, Шон
Джонсон, Шон (футболист)Джонсон, Шон (гимнастка)Джонсон, Шенис
Джонсон, ШеннонДжонсон, ЭшлиДжонсон, Эрвин
Джонсон, Эрвин (Мейджик)Джонсон, ЭрикДжонсон, Эрик (хоккеист)
Джонсон, Эрик (хоккей с шайбой)Джонсон, Эрик (актёр)Джонсон, Эрик (музыкант)
Джонсон, Эрнест ЛеонардДжонсон, ЭбигейлДжонсон, Эваня
Джонсон, ЭвериДжонсон, ЭвелинДжонсон, Эдуард Патрик
Джонсон, ЭдвардДжонсон, ЭддиДжонсон, Эдди (футболист)
Джонсон, Эдди (американский футболист)Джонсон, Эдди (баскетболист)Джонсон, Эдди (баскетболист, 1955)
Джонсон, Эдди (баскетболист, 1959)Джонсон, ЭйвериДжонсон, Элвин Сондерс
Джонсон, Элдридж Р.Джонсон, Элдридж РивзДжонсон, Эллсуорт
Джонсон, ЭмиДжонсон, Эми ДжоДжонсон, Эмили Полин
Джонсон, ЭммаДжонсон, Энтони (баскетболист)Джонсон, Энтони (боец)
Джонсон, Энтони КевоаДжонсон, Энтони РольфДжонсон, Энтони Марк
Джонсон, ЭндрюДжонсон, Эндрю (футболист)Джонсон, Эндрю (значения)
Джонсон, Эндрю (президент)Джонсон, Энн Кэтлин «Кэти»Джонсон, Энн Кэтлин «Кэти»
Джонсон, Энн-МариДжонсон, МэтьюДжонсон, Мэджик
Джонсон, МартинДжонсон, Мартин ОсборнДжонсон, Марвин
Джонсон, Марвин (футболист)Джонсон, Марвин НиколасДжонсон, Марк
Джонсон, Марк (хоккеист)Джонсон, Марк (боксёр)Джонсон, Марк Стивен
Джонсон, МаркесДжонсон, Маркес КевинДжонсон, Майк
Джонсон, МайклДжонсон, Майкл (футболист)Джонсон, Майкл (художник)
Джонсон, Майкл (боец)Джонсон, Майкл (значения)Джонсон, Майкл (легкоатлет)
Джонсон, Майкл ХьюДжонсон, Майкл ДуэйнДжонсон, Мануэль
Джонсон, Мануэль ДжонДжонсон, МишельДжонсон, Молли
Джонсон, МерсиДжонсон, ИстманДжонсон, Истмен
Джонсон, ИрвинДжонсон, Ирвин ЭффейДжонсон, Ирвин Эффей «Мэджик»
Джонсон, Ирвин МэджикДжонсон, БэнДжонсон, Брэдли
Джонсон, Брэдли ПолДжонсон, БрайсДжонсон, Брайан
Джонсон, Брайан (Николай Николаевич)Джонсон, Брайан ФрэнсисДжонсон, Брайант Стэнли
Джонсон, БродерикДжонсон, БрентДжонсон, Башрод
Джонсон, БатчДжонсон, БартДжонсон, Бартон Роберт
Джонсон, БиллДжонсон, Билл (спортсмен)Джонсон, Билл (фантаст)
Джонсон, Билл (писатель)Джонсон, Блайнд УиллиДжонсон, Блайнд Вилли
Джонсон, Блайнд-УиллиДжонсон, Блайнд-ВиллиДжонсон, Боуг
Джонсон, БорисДжонсон, БоббиДжонсон, Бен
Джонсон, Бен (актёр)Джонсон, Бен (драматург)Джонсон, Бен (значения)
Джонсон, Бен (легкоатлет)Джонсон, БенджаминДжонсон, Бенджамин Синклер
Джонсон, БенжаминДжонсон, БенитаДжонсон, Вуди
Джонсон, ВирджинияДжонсон, ВикторДжонсон, Виктор Луис
Джонсон, ВикиДжонсон, ВиллиДжонсон, Винсент «Винни»
Джонсон, ВинниДжонсон, ГэриДжонсон, Грэм
Джонсон, ГрегориДжонсон, Грегори К.Джонсон, Грегори Карл
Джонсон, Грегори Х.Джонсон, Грегори ХарольдДжонсон, Гас
Джонсон, Гас (баскетболист)Джонсон, ГарриДжонсон, Гарри (экономист)
Джонсон, Гарри (боксёр)Джонсон, Гарри ГордонДжонсон, Гарольд
Джонсон, Гарольд ЛестерДжонсон, ГлориДжонсон, Глен
Джонсон, Глен (футболист)Джонсон, Глен (боксёр)Джонсон, Глен Маклауд Купер
Джонсон, ГорацийДжонсон, Гораций ТомасДжонсон, Герберт Георгиевич
Джонсон, ДэвидДжонсон, Дэвид (учёный)Джонсон, Дэвид (футболист)
Джонсон, Дэвид (художник)Джонсон, Дэвид РальфДжонсон, Дэвид Ральф «Боуг»
Джонсон, Дэвид ЭдвардДжонсон, ДэймонДжонсон, Дуэйн
Джонсон, Дуэйн «Скала»Джонсон, Дуэйн ДугласДжонсон, Дули
Джонсон, ДарнеллДжонсон, ДакотаДжонсон, Дакота Майи
Джонсон, Даниэль (младший)Джонсон, ДаниэлаДжонсон, Джахуан
Джонсон, Джахуан МаркесДжонсон, ДжаХуанДжонсон, Джимми
Джонсон, Джимми КеннетДжонсон, ДжоДжонсон, Джо (снукерист)
Джонсон, Джо (баскетболист)Джонсон, Джо МаркусДжонсон, Джордж
Джонсон, Джордж (баскетболист, 1948)Джонсон, Джордж КлейтонДжонсон, Джоанна
Джонсон, ДжозефДжонсон, ДжонДжонсон, Джон (баскетболист)
Джонсон, Джон АртурДжонсон, Джон МерсерДжонсон, Джон-Артур
Джонсон, ДжонниДжонсон, ДжерриДжонсон, Джей
Джонсон, ДжейкДжонсон, Джейк МаркДжонсон, Джеймс
Джонсон, Джеймс (баскетболист)Джонсон, Джеймс (джазмен)Джонсон, Джеймс Патрик
Джонсон, Джеймс ЭдгарДжонсон, Джеймс ЭмброузДжонсон, Джеймс Генри
Джонсон, ДжеймиДжонсон, ДжекДжонсон, Джек (хоккеист)
Джонсон, Джек (боксёр)Джонсон, Джек ХоудиДжонсон, Джек Эдвард
Джонсон, ДжемиДжонсон, ДиДжонсон, Ди Гэйл
Джонсон, Ди. ГэйлДжонсон, Диметриус ХриснаДжонсон, Дон
Джонсон, ДональдДжонсон, ДеймонДжонсон, Деметриус
Джонсон, Деметриус ХриснаДжонсон, ДеннисДжонсон, Деннис Уэйн
Джонсон, Деннис Уэйн «Ди Джей»Джонсон, ЛуисДжонсон, Луис Артур
Джонсон, Ла РейнДжонсон, ЛарриДжонсон, Ларри Деметрик
Джонсон, ЛиндонДжонсон, Линдон БэйнсДжонсон, Линдон Бейнс
Джонсон, Линн ХоллиДжонсон, Линн-ХоллиДжонсон, Лоуренс Александр Сидни
Джонсон, ЛораДжонсон, ЛориДжонсон, Лоренс Александр Сидни
Джонсон, ЛонниДжонсон, ЛеслиДжонсон, Левандер
Джонсон, Леди БёрдДжонсон, Леди БертДжонсон, Леди Берд
Джонсон, ЛеонДжонсон, Леонора МэйДжонсон-Одом
Джонсон-Одом ДариусДжонсон-Одом, ДариусДжонсон-Сити
Джонсон-Сити (Техас)Джонсон-СерлифДжонсон-Серлиф Э.
Джонсон-Серлиф ЭлленДжонсон-Серлиф ЭленДжонсон-Серлиф, Эллен
Джонсон-Серлиф, ЭленДжонсон-ТомпсонДжонсон-Томпсон, Катарина
Джонсон-младший, Ирвин ЭффейДжонсон-младший, Ирвин Эффей «Мэджик»Джонсон-Ист, Шон (гимнастка)
Джонсонский многогранникДжонсонвилл (тауншип, Миннесота)Джонсонг
Джонсонова траваДжонуаДжонуа Алексей
Джонуа Алексей НесторовичДжонуа Чичико МихайловичДжонуа Беслан
Джонуа Беслан АлексеевичДжонуа, Алексей НесторовичДжонуа, Чичико
Джонуа, Чичико МихайловичДжонуа, Беслан АлексеевичДжонувко
ДжонтДжонта ОстинДжонхён
Джонхён, КимДжонхенДжонхен, Ким

«Человек великих убеждений».

Соболезнования в связи со смертью принца Филипа — Общество

9 апреля стало известно о смерти супруга Елизаветы II герцога Эдинбургского Филипа. Он умер в возрасте 99 лет. 

Свои соболезнования королеве Великобритании выразил президент России Владимир Путин. 

Премьер-министр Соединенного Королевства Борис Джонсон отметил вклад герцога Эдинбургского в укрепление британской монархии. С таким заявлением глава правительства заявил, выступая с обращением перед своей резиденцией на Даунинг-стрит, 10, после сообщения о смерти принца-консорта.

«Он помог направлять королевскую семью и монархию, которая остается неоспоримо важным институтом для баланса и счастья жизни нашей страны», — сказал Джонсон.

«Мы скорбим сегодня с Ее Величеством королевой, я выражаю соболезнования ей, всей ее семье и благодарю принца Филипа, герцога Эдинбургского от имени страны, королевства за чрезвычайную жизнь и работу», — сказал Джонсон.

Премьер-министр Канады Джастин Трюдо назвал герцога Эдинбургского Филипа человеком великих целей и убеждений. «С глубочайшим сожалением я сегодня узнал о смерти герцога Эдинбургского, — говорится в заявлении главы канадского правительства. — Принц Филип был человеком великих целей и убеждений, которым двигало чувство долга по отношению к другим». Трюдо выразил соболезнования королевской семье и лично британской королеве Елизавете II от имени всех канадцев. Он также напомнил, что покойный внес большой вклад в развитие Канады.

«Столп английской современной истории»

Соболезнования британской королевской семье также выразила генеральный директор ЮНЕСКО Одре Азуле. «Выражаю искренние соболезнования королевской семье и народу Великобритании. Его Королевское Высочество принц Филип был столпом английской современной истории <…>. Его будет не хватать», — написала она в Twitter.

В посольстве РФ в Лондоне отметили, что герцог Эдинбургский Филип, который был праправнуком российского императора Николая I, вызывал восхищение у многих россиян. «Выражаем наши искренние соболезнования в связи с кончиной Его Королевского Высочества принца Филипа. Герцог Эдинбургский, праправнук российского императора Николая I, вызывал восхищение у многих россиян, которые будут скорбеть по нему. Пусть его душа покоится с миром», — говорится в сообщении в Twitter.

Король Швеции Карл XVI Густав выразил соболезнования. Он назвал служение принца Филипа своей стране «источником вдохновения». «Королева и я были глубоко опечалены, узнав о смерти Его Королевского Высочества герцога Эдинбургского. Принц Филип был большим другом нашей семьи на протяжении многих лет, это отношения, которые мы очень ценим. Его служение своей стране останется для всех нас источником вдохновения. Мы выражаем искренние соболезнования Ее Величеству Королеве, королевской семье и народу Соединенного Королевства», — приводятся слова монарха в пресс-релизе шведского королевского двора.

«Один из символов британской короны»

Президент Польши Анджей Дуда выразил соболезнования в связи со смертью супруга королевы Елизаветы II. «С большой печалью и сожалением я получил известие о смерти принца Филипа», — говорится, размещенном на официальном сайте главы государства. «Герцог Эдинбургский был одним из символов британской короны, которой он верно служил столько лет», — добавил он.

Польский лидер отметил, что «в Польше до сих пор с любовью вспоминают визит королевы Елизаветы и принца Филипа в Варшаву в 1996 году». «Смерть герцога Эдинбургского — невосполнимая потеря для Соединенного Королевства, Содружества наций и всего международного сообщества», — заключил Дуда.

Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш отдал дань памяти активной работе принца Филипа в области благотворительности. «Генеральный секретарь огорчен известием о смерти Его Королевского Высочества принца Филипа, герцога Эдинбургского, — говорится в распространенном заявлении пресс-службы организации. — Он выражает свои соболезнования Ее Величеству Королеве и всему народу Соединенного Королевства».

Гутерриш напомнил, что принц Филип «был известен своей приверженностью благотворительности, под его патронажем работало более 800 организаций, деятельность которых касалась защиты окружающей среды, поддержки спорта и образования». «Генеральный секретарь отдает дань уважения активной работе герцога Эдинбургского на благо человечества», — сообщили в ООН.

«Преданность короне и Соединенному Королевству»

Король Испании Филипп VI и его супруга Летисия выразили соболезнования британской королевской семье. «Мы сильно огорчились, когда узнали о смерти нашего дорогого друга Филипа. <…> Мы хотим выразить глубочайшие соболезнования от имени правительства и испанского народа, а также всю нашу поддержку. Мы никогда не забудем моменты, которые мы могли разделить вместе с ним. Всегда будем помнить его наследие и преданность короне и Соединенному Королевству, которую он демонстрировал. <…> Наши мысли и молитвы с Вашим Величеством и всей семьей», — говорится в послании испанской королевской четы.

«Прожил образцовую жизнь»

Президент Франции Эмманюэль Макрон выразил соболезнования Елизавете II в связи со смертью ее супруга герцога Эдинбургского Филипа, заявив, что он прожил образцовую жизнь.  

«Я хочу выразить искренние соболезнования королеве Елизавете, королевской семье и британскому народу в связи со смертью принца Филипа, который прожил образцовую жизнь, отмеченную храбростью и чувством долга, а также поддержкой молодого поколения и окружающей среды», — написал он в Twitter.

В МИД Франции также выразили соболезнования в связи со смертью принца Филипа. Министр иностранных дел Франции Жан-Ив Ле Дриан заявил, что «с уходом Филипа Франция присоединяется к скорби своих друзей по другую сторону Ла-Манша». «Мы отмечаем британский и европейский путь, который прошел этот человек, живший в век испытаний и надежд, связанных с нашим континентом», — заявил глава французской дипломатии.

Госсекретарь при МИД Франции Клеман Бон, со своей стороны, заявил, что «принц Филип был большой фигурой своего времени для Соединенного Королевства», и выразил соболезнования британскому народу. Соболезнования также выразило Национальное собрание (нижняя палата парламента) Франции.

«Связан родственными узами с семьей Романовых»

Глава гуманитарного «Фонда Романовых для России» княгиня Феодора Алексеевна напомнила в интервью ТАСС, что герцог Эдинбургский Филип был связан многими узами с семьей Романовых.

«Известие о кончине этого выдающегося человека меня глубоко потрясло, — сказала она. — Принц Филип прожил долгую жизнь, выполнял на протяжении десятилетий многочисленные обязанности, оказывая бесценную помощь королеве Елизавете. С домом Романовых он был связан родственными узами».

Герцог Эдинбургский, отметила она, был внучатым племянником императрицы Александры Федоровны и внуком великой княгини Ольги Константиновны, королевы Греции. «Я помню, как в девяностых годах, когда начались исследования останков царя Николая II и его близких, он предоставил свою кровь, чтобы помочь этой работе, — сказала княгиня Романова. — Принц Филип содействовал установлению подлинности останков, и в семье Романовых помнят об этом».

Как подчеркнула Феодора Алексеевна, герцога Эдинбургского всегда интересовали Россия, ее история. «Князю Димитрию Романовичу, возглавлявшему семью Романовых, и мне довелось встречаться, говорить с ним, — отметила она. — Я запомнила его очень открытым, благожелательным, внимательным человеком».

Княгиня Романова назвала этот день «печальным для Великобритании и всего мира». «Я глубоко скорблю вместе со всеми», — подчеркнула она.

«Служил королевству и его народу»

Лидеры стран Персидского залива направили телеграммы королеве Великобритании Елизавете II, в которых выражают ей соболезнования в связи со смертью принца Филипа.

В частности, как сообщило эмиратское информационное агентство, президент Объединенных Арабских Эмиратов (ОАЭ) Халифа бен Заид Аль Нахайян, премьер-министр страны Мухаммед бен Рашид Аль Мактум, а также наследный принц Абу-Даби Мухаммед бен Заид Аль Нахайян выразили в своих посланиях «глубочайшие соболезнования и пожелания терпения» британской королеве.

По данным Кувейтского информационного агентства, телеграммы с соболезнованиями Ее Высочеству направили эмир Кувейта шейх Наваф аль-Ахмед аль-Джабер ас-Сабах, а также премьер-министр страны шейх Сабах Халед аль-Хамад ас-Сабах и наследный принц Машааль аль-Ахмед ас-Сабах.

Свои соболезнования «Ее Королевскому Высочеству, королевской семье и всему британскому народу» выразил также и эмир Катара шейх Тамим бен Хамад Аль Тани. Об этом сообщается на его странице в Twitter.

Король Бахрейна шейх Хамад бен Иса Аль Халифа, а также наследный принц и премьер-министр королевства Сальман бен Хамад бен Иса Аль Халифа в своих телеграммах указали на «усилия, которые прикладывал покойный [принц Филип] в деле служения королевству и его народу», передало Бахрейнское информационное агентство. Телеграмму с соболезнованиями направил также и султан Омана Хайсам бен Тарек Аль Саид, сообщило информационное агентство Омана.

«Интересовался историей и культурой России»

Патриарх Московский и всея Руси Кирилл выразил королеве Великобритании Елизавете II соболезнования в связи со смертью герцога Эдинбургского принца Филиппа, отметив его внимание к культуре православия.

«В судьбе принца отразилась целая эпоха. Будучи представителем греческой линии Ольденбургской династии, Его Королевское Высочество питал теплые чувства к православной культуре и традициям, был одним из почетных попечителей общественной организации «Друзья горы Афон». Принц Филипп живо интересовался историей и культурой России, которую неоднократно посещал», — приводит слова патриарха сайт Русской православной церкви.

«Человеколюбивый Господь да будет милостив к душе усопшего и утешит всех скорбящих об этой утрате», — добавил предстоятель РПЦ.

В лице королевы, написал патриарх, он соболезнует всему британскому народу.

«Необыкновенный человек, которого будет не хватать»

Президент США Джо Байден выразил соболезнования королевской семье Великобритании в связи со смертью герцога Эдинбургского Филипа, которого, по его словам, будет очень не хватать.

«Мы с Джилл [Байден] (первой леди США), а также вся администрация выражаем наши соболезнования Ее Величеству королеве Елизавете II в связи с кончиной принца Филипа», — приводит слова американского лидера пресс-пул Белого дома.

«Он был потрясающим парнем. Его служение в течение всей жизни Соединенному Королевству и всему Содружеству наций будут [помнить] очень и очень долго», — убежден политик.

Байден также напомнил про «храбрость [принца Филипа] во время Второй мировой войны, его деятельность по защите окружающей среды, а также благотворительность, которой он занимался». По словам президента США, герцог Эдинбургский прожил «необыкновенную жизнь». «Я думаю, что его будет не хватать, в особенности в Соединенном Королевстве. И в 99 лет он никогда не сбавлял обороты, и я этим невероятно восхищаюсь», — добавил глава государства.

Cоболезнования королевской семье Великобритании и ее народу также выразил президент Кубы Мигель Диас-Канель. Соответствующее сообщение он разместил в пятницу в Twitter.

«От имени правительства и народа Кубы я выражаю соболезнования королевской семье, Ее Величеству королеве Елизавете II и Его Высочеству принцу Чарльзу в связи с кончиной Его Высочества принца Филипа, герцога Эдинбургского», — написал глава государства.

«Укрепил отношения между монархиями»

Премьер-министр Японии Ёсихидэ Суга выразил соболезнования в связи со смертью супруга Елизаветы II. По его словам, герцог Эдинбургский внес большой вклад в укрепление отношений между монархиями Великобритании и Японии, а также способствовал продвижению взаимопонимания между народами двух стран. 

«Я глубоко опечален новостями о принце Филипе, герцоге Эдинбургском. От имени правительства Японии и японского народа я хотел бы выразить свои глубочайшие соболезнования британской королевской семье, британскому правительству и британскому народу. Я хотел бы выразить свое глубокое уважение не только за укрепление исторических отношений между японской императорской семьей и британской королевской семьей, но также за внесение большого вклада в продвижение взаимопонимания между японцами и британцами», — говорится в обращении, опубликованном МИД Японии.

Суга также отметил, что принц Филип посещал Японию семь раз, в том числе в 1975 году вместе с королевой Елизаветой II.

Председатель КНР Си Цзиньпин и первая леди Китая Пэн Лиюань выразили Елизавете II чувство глубокой скорби в связи с кончиной ее супруга.

Как отмечается в телеграмме, направленной в Лондон китайским лидером, он «испытывает глубокое чувство скорби, выражает искренние соболезнования королеве и ее родственникам» в связи с уходом из жизни Филипа.

Сила и парадокс Филипа Джонсона

Metropolis беседует с критиком Марком Ламстером о его недавней биографии главного архитектора Америки и о многих противоречиях, которые он обнаружил на этом пути — от нацистского прошлого Джонсона до его многочисленных переизобретений.

Филип Джонсон, появившийся в Metropolis в ноябре 1998 года. Предоставлено Эван Кафка

Что определяет архитектурное наследие? Это то, что физически терпит после прохождения? Или это чистая сумма жизни — более субъективный расчет, учитывающий такие качества, как мораль и общественное сознание?

На протяжении большей части своих 98 лет Филип Джонсон путал определение наследия, возможно, больше, чем любой архитектор до него или после. Он был архитектурным проповедником, который впоследствии спроектировал некоторые из самых любимых в мире зданий и положил начало карьере многих современных звездных архитекторов. Он был, как написал Пол Голдбергер в некрологе Джонсона 2005 года, «крестным отцом, оводом, ученым, покровителем, критиком, куратором и чирлидером».

И все же прошлое Джонсона было темнее, чем показывали его острый, как бритва, остроумие и совиное лицо. Он охотно отказывался от людей — и от друзей, и от любовников. Он боролся с депрессией. Он оставил модернистское сообщество, которое он помог построить, чтобы проникнуть в нацистский режим.Несмотря на эти тревожные истины, его проступки в значительной степени исчезли из архитектурной памяти. (Даже Голдбергер в своем некрологе 2005 г. избегал слова «нацистский».)

Все эти парадоксы раскрываются в Человек в стеклянном доме , увлекательной новой биографии Джонсона из Dallas Morning New , архитектурного критика Марка Ламстера. В течение почти десяти лет Ламстер тщательно просматривал личную переписку Джонсона, его архитектурные архивы и даже документы ФБР, чтобы пересмотреть свою жизнь. В результате получился динамичный составной набросок, который меняется в ходе многочисленных (смехотворных и тревожных) идеологических преобразований Джонсона. Как показывает Ламстер, сила Джонсона — бронежилет богатства и остроумия — спасала его снова и снова.

Время

Ламстера не могло быть лучше: хотя прошло почти столетие, книга проводит четкие параллели с сегодняшним политическим климатом, с появлением альт-правых и связью Джонсона с одним из его последних клиентов, Дональдом Трампом. Человек в стеклянном доме также находит отклик в то время, когда архитектура сталкивается с собственными расчетами: как нам согласовать биографию с построенными произведениями?

Мы связались с Ламстером по телефону в Нью-Йорке, где он отмечал День Благодарения, чтобы поговорить о своей книге и о том, что он узнал о Джонсоне по пути — о хорошем, плохом и уродливом.

Анна Фиксен: Чем вас привлек Филип Джонсон?

Марк Ламстер: На самом деле, когда мой агент предложил мне эту идею, я первым делом сказал: «Абсолютно нет, ни за что. «Я не хотел, чтобы Филип Джонсон находился в моей голове в течение двух-трех лет, которые потребуются, чтобы написать биографию — я понятия не имел, что это займет у меня почти 10. Но я пошел домой, а затем начал думать об этом и понял, что это было так. на самом деле единственная книга, которую мне нужно было написать. Я всегда восхищался The Power Broker [Роберта Каро]. Формально это биография Роберта Мозеса, но это книга о том, как работает власть, а также об истории Нью-Йорка.

У Джонсона появилась возможность получить такой же прицел.Поскольку он прожил целый век, он является отличным объективом для взгляда на Америку того времени. Итак, это книга об Америке, это книга об архитектуре, культуре, а также биография этого очень сложного, трудного, блестящего, подвижного, веселого, презренного, милого, харизматичного, ужасного, ужасного, замечательного, сумасшедшего человека.

Что вы надеялись осветить в жизни и карьере Джонсона, чего не заметили другие биографии и другие исследования?

Ну, на самом деле была только одна биография, и она была опубликована в 1994 году [до смерти Джонсона в 2005 году]. Я очень уважаю эту книгу, но ей уже четверть века. Пришло время переоценить Джонсона. И мне доступно много новых источников и материалов.

Одна из вещей, на которую я обратил внимание — особенно как репортер, — это невероятное количество деталей, которые вы включаете в книгу. Не могли бы рассказать, как вы начали это исследование?

Знаешь, тебе нужно везде ходить. Материалы Джонсона разбросаны по всей стране: в MoMA [где он помог создать архитектурный отдел] имеется огромное количество материалов, но его личные материалы хранятся в Glass House.Гетти получил большую часть другой его личной переписки. И везде письма — у каждого, с кем он когда-либо работал, был свой архив материалов.

В те первые годы я много разговаривал с пожилыми людьми, окружавшими Джонсона — клиентами, людьми, связанными с MoMA, другими архитекторами, людьми из его офиса, людьми из его личной жизни. У Джонсона были разные жизни. У него была жизнь архитектора, у него была жизнь в качестве куратора, у него была жизнь как у коллекционера произведений искусства, у него была жизнь как у политического деятеля. Задача состоит в том, чтобы сплести все эти разные жизни в одно всеобъемлющее и понятное повествование. И тоже развлекательный.

Читая книгу, я несколько раз громко рассмеялся над тем, насколько нелепым может быть этот парень. Как он смог уйти от всех этих каперсов — начать политическую карьеру, отказавшись от мира искусства — а затем снова быть поглощенным [своим кругом общения]? Это просто смешно.

Думаю, это совершенно верно. Как? Потому что он был одновременно богат и обаятелен.И богатство как бы сделало ему прививку и поставило его в положение, в котором у него были друзья, которые будут его защищать. Это было похоже на блудного сына, который уходит и делает что-то глупое, и они злятся на него за то, что он делает, но они готовы прощать его снова и снова, потому что у него есть власть формировать свое собственное повествование.

Правый. Вы разговаривали с кем-нибудь, кого он отвергал, профессионально или лично? Людей, которых он отверг?

Вообще-то да. Один из посвященных книги — человек по имени Роберт Мелик Финкль.Он был прекрасным мужчиной, который, я думаю, последний оставшийся в живых любовник Джонсона. Он был протеже. Джонсон использовал его, и [Финкль] очень переживает по этому поводу. Но он все еще восхищается Джонсоном. Я был очень благодарен за время, проведенное с ним. Джонсон использовал людей. Он использовал людей, а затем, когда они больше не использовались, он избавлялся от людей. Это была действительно непривлекательная характеристика.

Но в то же время он был настоящим мастером королей. Меня особенно поразило изображение в книге, сделанное на вечеринке в честь его 90-летия в Four Seasons: его окружают Заха Хадид, Фрэнк Гери, Роберт А.М. Стерн, список можно продолжить. Можете ли вы рассказать о его способности продвигать архитектуру или архитекторов, в которых он верил?

Более 70 лет он был создателем королей, представляя людей публике, знакомя их с клиентами, обеспечивая им работу. И да, ближе к концу жизни у него есть группа архитекторов, он называет их детьми. И это в основном этот архитектурный класс, который мы знаем сегодня, от Нормана Фостера и Рема Колхаса до Захи Хадид, Ричарда Мейера, Майкла Грейвса, Питера Эйзенмана, Стерна — всех, кто вообще есть.На самом деле, я бы сказал, что именно Джонсон изобретает идею звездного архитектора, знаменитого архитектора. А теперь мы как бы отказались от этой идеи звездной архитектуры. Думаю, теперь мы понимаем, что нам нужна другая архитектура, а не эти сказочные безделушки, которые стоят непомерных денег. Джонсона все это не интересовало.

Джонсон в образе лихого (и богатого) молодого джентльмена в 1933 году. Предоставлено Библиотекой Конгресса / Карл Ван Вехтен

Удивительно, как Джонсон проложил себе путь в профессию.После периода блуждания, кажется, он наконец решает: «Хорошо, я буду архитектором».

Да, у него была невероятная карьера куратора. Он был одним из основателей и куратором архитектуры Музея современного искусства, и он организовал два знаковых шоу: Международную выставку стиля и затем выставку машинного искусства. Так что он мальчик-чудо — Times называет его «Маэстро». Он на вершине мира, настоящая звезда. А затем он все это отбрасывает, чтобы стать, по сути, этим политическим агитатором альт-правых.А затем, по сути, агент нацистского государства, пытающийся распространить фашизм в Соединенных Штатах.

Не могли бы вы рассказать мне немного больше об этой стороне вашего исследования? Думаю, мы все периферийно осознавали его «симпатии» к нацистам, но я не думаю — пока я не прочитал эту книгу — я полностью осознал всю глубину этого и насколько это тревожно.

Знаете, он проходит через всю его повседневную историю, просматривая вырезки из новостей, когда он занимался такой агитацией, пытался создать политическую партию и устраивал радиопередачи.А потом нашел какие-то малоизвестные файлы ФБР и Министерства юстиции, где он брал интервью о своей роли сотрудника с нацистами, с нацистским государством, с очень высокопоставленными членами гестапо, министерством иностранных дел и отделом пропаганды. По сути, он предоставил им информацию об американских фашистах, с которыми они могли бы работать и продвигать фашистскую пропаганду в Америке. Нацистам нравился интеллектуальный фашизм, который представлял Джонсон, поэтому Джонсон был очень полезен нацистскому государству, довольно успешно продвигая этот аргумент в высшие круги американского политического истеблишмента.

Филип Джонсон продвигал фашистскую и нацистскую идеологию в начале своей карьеры. Например, в 1936 году он спроектировал сцену для Чарльза Кофлина — католического священника и политического деятеля, пропагандировавшего фашизм и антисемитизм. Предоставлено Марком Ламстером

Как вы думаете, он полностью этому верил?

О, он полностью этому верил. Это не было игрой. Впоследствии он пытался оправдать это как своего рода юношескую нескромность и гомоэротическую аффектацию. Но он был вложен.Он был вовлечен в актуальную евгеническую теорию антисемитизма. Он был олл-ин для полного нацистского ужаса. Это не было эстетическим влечением, это было явное интеллектуальное соглашение.

Опять же, именно его богатство как бы изолирует его и спасает от этого. Многие из его сообщников и друзей по фашизму оказались либо в тюрьме, либо в суде. Но Джонсон уклоняется от [обвинений в подстрекательстве к мятежу], потому что ему не нужно было принимать наличные от немецкого государства, на самом деле он был достаточно богат, чтобы делать это сам.Он может обоснованно утверждать, что все, что он делает, — это его первая поправка, право на то, чтобы быть засранцем.

Тем не менее, даже если он был глубоко погружен в это в течение шести лет, он каким-то образом смог повернуть вспять, вернуться в Гарвард и замять все под ковер.

Ага. Я имею в виду, я думаю, что начиная с 1940–41 годов он начинает понимать, что Америка не станет фашисткой, и совершил серьезную, серьезную, серьезную ошибку. Он решает вернуться в архитектурную школу, стать архитектором и как бы заново изобрести себя, а также остаться вне поля зрения общественности в течение нескольких лет. И он может это сделать, потому что у него есть влиятельные друзья. И потому, что мир хочет уйти от этого. Я имею в виду, что в послевоенный период Америка собирается двигаться вперед. Никто не хочет оглядываться. Так что Джонсон может как бы сбежать из своей истории.

Это захватывающий момент. Как вы думаете, в нем произошли настоящие идеологические изменения, или вы думаете, что он просто понял, что оказался на неправильной стороне истории?

Я думаю, что с ним всегда было понемногу и того, и другого. Я не думаю, что он когда-либо, я имею в виду, я думаю, что он был до некоторой степени искренним в своем раскаянии, но я также думаю, что в глубине души была его часть, которая все еще очень верила в некоторые из этих вещей.Они были такой частью его, такой частью его собственной личности, такой частью традиции его семьи, в которой он вырос, что, я думаю, было бы невозможно по-настоящему от них избежать.

Еще одна отличительная черта этой книги — это, несмотря на головокружение, Джонсон боролся с депрессией. Как вы об этом сообщили?

Джонсон эмоционально обеспокоен с раннего детства. Он заикается, а потом … когда он становится подростком, а затем к 20 годам, у него начинаются нервные срывы.К счастью, у Гарварда отличные записи, так что есть записи его врача. В основном диагноз — это то, что сегодня мы называем биполярным расстройством. Я думаю, что борьба с тем фактом, что он был геем в то время, когда это было совершенно неприемлемо, особенно в его семье, усугубила его проблему.

Но я думаю, что вывод состоит в том, что всегда было несколько Johnson. Был подъем Джонсона, а затем был Джонсон вниз; был публичный Джонсон, который, по крайней мере, номинально был гетеросексуалом, а затем был частный Джонсон, который был геем.И когда вы думаете о Джонсоне-архитекторе, когда вы думаете о Джонсоне-полемике, Джонсон всегда склонялся к [этим противоречиям]. Это такая естественная часть его личности.

Вы когда-нибудь встречались с Джонсоном?

Я встречался с ним всего один раз и совсем ненадолго в Музее современного искусства на коктейльной вечеринке. И я был слишком напуган, чтобы что-то сказать.

Когда вы приступили к этому многолетнему исследовательскому проекту, думали ли вы когда-нибудь о том, что он будет иметь такое современное значение? От возрождения альтернативных правых до связи Джонсона с Трампом?

Что ж, Трамп как президент не был чем-то, что я себе представлял.А если серьезно, то для меня действительно была важна актуальность политики. Я начал писать это в период президентства Обамы, и мне показалось, что рост популистских протофашистских политических партий правого толка в 1930-х годах был весьма аналогичен подъему своего рода движения «Альтернативное чаепитие» в начале правления Обамы. И для меня это было очень, очень похоже.

Позже Филип Джонсон выразил сожаление по поводу своего фашистского прошлого и попытался исправить это. Он создал Конгрегацию Kneses Tifereth Israel в Вестчестере, штат Нью-Йорк, на общественных началах. Предоставлено Марком Ламстером

Архитектура находится в момент расплаты, когда мы должны совмещать биографию с работой. Зная то, что мы знаем о Джонсоне сейчас, можно ли его простить? Или мы должны переосмыслить его архитектурное наследие?

Для меня ключ к пониманию истории и ее познанию. Могут ли люди простить Джонсона или нет — это то, что каждый должен решить сам. Я здесь не для того, чтобы рассказывать вам, как к нему относиться, я здесь, чтобы представить вам факты.Часть того, чтобы быть искушенным читателем, — это пытаться бороться с такими трудностями. И я думаю, что если вы собираетесь выбросить [всю их работу] на свалку, вы окажете себе медвежью услугу. А с другой стороны, если вы собираетесь игнорировать [их биографию], это тоже не такая уж хорошая идея. Я знаю, что это прекрасная фантазия, что на этот вопрос есть простые ответы, что это черно-белый вопрос, но их нет.

Если бы у вас была возможность посидеть с Филипом Джонсоном сегодня — в теплице или где-то еще, — что бы вам было наиболее любопытно спросить его?

По натуре как критик я больше люблю смотреть, поэтому мне хотелось бы выступление Филипа Джонсона. Я хотел бы услышать, как он рассказывает истории, которые никто не слышал. Тогда я мог бы начать задавать ему несколько вопросов. Например, с какой стати он стал врагом Джеки Онассиса? Каково было проводить время с Джорджем Гершвином в первые дни? Расскажи мне об эпохе джаза и о походе в Хлопковый клуб в Гарлеме? Хотелось бы услышать личные истории о нем. Он был бы прекрасным рассказчиком.

Это интервью отредактировано и сжато для большей ясности и длины.

Вам также может понравиться: «Здание AT&T официально является самым молодым зданием Нью-Йорка.”

Филип Джонсон: архитектор как эстет

Le stupide et le bel esprit sont également fermés à la verité; Il y a toutefois cette différence que le stupide esprit la respecte, tandis que le bel esprit la méprise.

Глупый человек и остроумие одинаково слепы к истине; Однако есть разница в том, что глупый человек уважает истину, а ум ее презирает.
—Николя Мальбранш

Эффект превыше всего.
—Филип Джонсон

Это репутация, которая сильно изменилась — некоторые могут сказать, видоизменилась. В 1949 году, вскоре после того, как он начал заниматься архитектурой, Джонсон взял штурмом архитектурный мир с вызывающим споры Glass House, который он построил в своем поместье в Новом Ханаане, штат Коннектикут. Вдохновленный тогда еще не построенным дизайном Мис ван дер Роэ, изысканно расположенный дом состоит из пола, плоской крыши и четырех стен из стекла от пола до потолка. Внутри кирпичный цилиндр содержит ванную комнату и камин.Есть один отдельно стоящий шкаф, одна стойка и несколько предметов мебели от Mies. Когда он пришел посмотреть на него, Фрэнк Ллойд Райт злобно спросил: «Это Филип? … А это архитектура? » Может быть нет. Но Стеклянный дом, как отмечает Франц Шульце в своей новой биографии архитектора [1], «одна из самых известных резиденций двадцатого века, произведение архитектуры, которое на первый взгляд представляет собой не только простоту, но и для некоторых. вопиющая простота ». В 1970-е и 1980-е годы, когда постмодернизм охватил страну, Джонсон, вероятно, был самым занятым «высококлассным» архитектором в Соединенных Штатах.Его постройки того периода усеивают городские пейзажи от Бостона, Нью-Йорка и Атланты до Миннеаполиса, Чикаго, Хьюстона, Далласа, Сан-Франциско и Лос-Анджелеса. Он был лауреатом всех крупных наград, присуждаемых его профессией. Но его известность выходит далеко за рамки архитектурной профессии. Например, в 1979 году, вскоре после того, как был обнародован его печально известный проект «Чиппендейл» для здания AT&T, он был изображен на обложке журнала Time , символа знаменитости, с которым могут сравниться немногие архитекторы.

В то же время нужно сказать, что уже много лет слава Джонсона действительно является разновидностью усердно культивируемой дурной славы. Очевидная серьезность, которая характеризовала его раннюю деятельность как ученика Миса и директора-основателя архитектурного отдела MOMA, осталась в далеком прошлом. «Новый» Филип Джонсон, который начал появляться в 1960-х, — это человек, который в 1982 году ответил на критику одного из своих проектов, заявив: «Я не верю в принципы. … Я шлюха, и мне очень хорошо платят за строительство многоэтажек.По мнению многих обозревателей, цинизм этого утверждения находит коррелятор не только в зданиях Джонсона, но и в его озорной, если четко выраженной формулировке, спонсорстве каждого нового архитектурного направления, независимо от того, насколько он мерзок. Стремление Джонсона к публичности убедило его в том, что общие черты его жизни хорошо известны. Но новая биография г-на Шульце позволяет нам сделать шаг назад и оценить карьеру Филипа Джонсона — карьеру, которая, к лучшему или худшему, во многих отношениях символизирует не только тяжелое положение современной архитектуры, но и нашу «постмодернистскую» культуру. ситуация.

Г-н Шульце привнес такую ​​же интеллектуальную изощренность в Philip Johnson: Life and Work . Но полученная картина, хотя и безусловно яркая, в конечном итоге не так информативна и авторитетна, как в случае с Мисом. Отчасти это связано с тем, что Филип Джонсон представляет гораздо более размытый предмет, чем Мис: трудно определить его фундаментальные эстетические идеи, потому что они постоянно меняются. (Неудивительно, что Гераклит — один из его любимых философов.Г-н Шульце прав, когда он отмечает в своем предисловии, что Джонсон «гений был гением исключительно одаренного арлекина, который навсегда изменил маску стиля на своей собственной работе и вел свои личные отношения с сопоставимой прихотью». Как можно также сказать, что «твердые обязательства и преданность» и «изученное мировоззрение» вдохновляли всю его деятельность, возможно, менее очевидно.

Если переменчивый характер Джонсона — одна из проблем, с которыми г-н Шульце столкнулся при написании этой биографии, то другой является тот простой факт, что он писал о живом человеке — почти непреодолимое препятствие на пути к пониманию всей правды.В своем предисловии г-н Шульце сообщает нам, что Джонсон не видел ни одной биографии до того, как она была опубликована, и что его книга, таким образом, является «независимым и неавторизованным произведением». Возможно, да. Но в то время как портрет Филипа Джонсона, который появляется в этой книге, часто противоположен лестному, иногда возникает неприятное ощущение, что мистер Шульце смотрел через плечо, когда писал. Нечто подобное проявляется не только в оправданиях неустойчивого личного поведения Джонсона, но и в некоторых оценках его работы и важности.

Тем не менее, это важная биография, поочередно проницательная и тревожная. Г-н Шульце идет в хронологическом порядке, беря нас из детства Джонсона в Кливленде, штат Огайо и его окрестностей, через годы его работы в Музее современного искусства, его удивительно продуктивное сотрудничество с Джоном Берджи с конца 1960-х по 1980-е годы, вплоть до его нынешней работы над дизайном. анфилада для девелопера Дональда Трампа.

Родившийся в июле 1906 года, Филип Джонсон был третьим ребенком и вторым сыном в семье преуспевающего юриста, получившего образование в Гарварде, и его патриция, получившей образование Уэлсли.По меркам того времени это был поздний брак: первые две жены Гомера Джонсона умерли от туберкулеза, а Луизе Поуп было тридцать два года, когда они поженились. Их четверо детей были рождены в быстрой последовательности. Старший сын Джонсонов, Альфред, скончался от мастоидита, когда ему было пять лет — судьба, которая, как предполагает г-н Шульце, возможно, была обусловлена ​​твердым убеждением его родителей в том, что «свежий воздух», каким бы холодным он ни был, был ключом к успеху. к хорошему здоровью. Это сделало юного Филиппа, «незаменимого наследника», еще более ценным активом.Тем не менее, его воспитание, хотя и «необычайно защищенное», не было, по-видимому, особенно нежным. Филипп и его младшая сестра Феодат были и оставались очень близкими; но их отец был грубоватым, несколько отстраненным персонажем, в основном дома, в клубе или на связях. Луиза усердно руководила ранним обучением детей. Именно она, пишет г-н Шульце, наставляла их «в хороших манерах и высоких идеях, соответствующих ее представлению об их положении и миссии в жизни». Тем не менее, Луиза была «матерью величия, а не близости», которая «двигалась с безошибочной неторопливостью, как океанский лайнер. Филип позже вспоминал, что она была скорее «школьной учительницей, чем матерью».

Филипп был не первым архитектором в семье. Двоюродный брат его матери, Теодат Поуп Риддл, также был известным архитектором. Среди ее работ была Avon Old Farms, школа для мальчиков в Фармингтоне, штат Коннектикут, которую г-н Шульце описывает как «причудливую смесь из песчаника классических греческих и средневековых английских компонентов». Учитывая его позднюю приверженность беспорядочному историцизму, стоит отметить, что реакция Филиппа, впервые увидевшая это, была отвращением.Это «чистейший беспорядок, который вы когда-либо видели, — писал он домой, — ни в одной конкретной архитектуре, которую я мог обнаружить». Среди других ее достижений, кстати, Теодат Поуп Риддл был ярым спиритуалистом. Однажды она дала Генри Джеймсу документ, якобы объясняющий появление его мертвого брата Уильяма на сеансе. Джеймс ответил:

Я возвращаю вам этот ужасный документ, без колебаний объявляя его самым презренным и дерзким, самым пустым, вульгарным и самым низменным вздором, который я только мог себе представить. Совершенно пустой и неграмотный, лишенный содержания и смысла, простой лепет банальных фраз, он не заслуживает комментариев или критики, короче говоря, презрения.

Г-н Шульце не говорит, было ли дальнейшее общение между Риддлом и Джеймсом. Как-то подозревают, что нет.

Дела начали улучшаться, когда Филип ушел в школу Хакли в Тэрритауне, штат Нью-Йорк. Он провел там три года, изучая языки, литературу и фортепиано. Застенчивый ребенок стал дерзким и самоуверенным, что стало важным ресурсом для дискуссионной группы, театральных постановок и школьных изданий.По окончании учебы в 1923 году он был признан «наиболее успешным». В то же время, как сообщает нам г-н Шульце, он был очень одинок и с трудом заводил друзей. Похоже, что примерно в это же время Филип осознал свою гомосексуальность, хотя он еще не начал лихорадочно распутную жизнь, которой он впоследствии предавался.

Как и его отец, Филипп поступил в Гарвард. Его первый год, ничем не примечательный с точки зрения обучения, ознаменовался решением его отца передать часть своих значительных активов своим наследникам. Сестры Филиппа получили неплохую недвижимость. Филип получил долю в Алюминиевой компании Америки. В одночасье он стал независимым человеком. В 1920-х годах, когда акции ALCOA резко выросли, он стал богаче своего отца, «миллионера, в то время как это слово означало богатый, а не просто комфортный». Вновь обретенное богатство Филиппа было двойным благословением: оно подкрепляло его обычную финансовую щедрость по отношению к друзьям и поставило его в завидное положение: он мог работать без зарплаты в Музее современного искусства (и платить своему секретарю самостоятельно. pocket), а затем выбирать его архитектурные заказы без учета гонораров.

Годы Джонсона в Гарварде были неспокойными и долгими. Он дважды уезжал из-за нервных срывов. (Г-н Шульце несколько раз ссылается на «маниакально-депрессивное» состояние ума Джонсона.) Тем не менее именно в Гарварде его жизненное направление кристаллизовалось. Это был нелегкий процесс. Он изучал греческий и латинский языки и упорно играл на пианино до такой степени, что решил сделать карьеру пианиста. Однако его основным предметом была философия. В те годы знаменитый философ Альфред Норт Уайтхед поселился в Гарварде, и Джонсон вскоре стал «постоянным местом» в его классах и в своем доме.В некотором смысле удивительно, что в свете его более позднего эстетизма, Джонсона поначалу тянуло к Платону, чье «мастерское отстаивание абсолютной природы добра и зла, а также его отождествление добродетели и знания имело особую привлекательность. ”

Апелляция длилась недолго. В течение 1928 года Джонсон отказался от Платона в пользу релятивизма софистов и, в особенности, философии искусства и воли к власти Фридриха Ницше. Подобно некоторым современным философам — в частности, можно подумать о Ричарде Рорти — Джонсон теперь объявил великое моральное видение Платона «злом».И, как и со многими современными философами, — снова приходит на ум Рорти, — отказ Джонсона от Платона был в действительности равносилен отказу от философии tout court . В конце концов, замечает Шульце, Джонсон был «слишком нетерпеливым, непостоянным и даже поверхностным в своих мыслительных процессах для Уайтхеда». Сам Джонсон отмечал, что Уайтхед никогда не заваливал своих учеников, «но если он поставил вам четверку, это означало то же самое — у вас не было того, что нужно. В 1927 году он поставил мне четверку ».

Примерно в это же время внимание Джонсона начало окончательно смещаться в сторону изобразительного искусства.(В Гарварде недавно сформированное Общество современного искусства руководило Эдвардом М.М. Варбургом, Джоном Уокером и Линкольном Кирстайном, но все они были моложе Джонсона, и он оставался с ними незнакомым до позднего времени.) Посещение Парфенона в 1928 году. был важным источником вдохновения, как и его открытие в том же году статьи его старшего коллеги из Гарварда Генри-Рассела Хичкока-младшего о голландском архитекторе Якобе Йоханнесе Питере Оуде. Но, по словам г-на Шульце, тот единственный день, который «больше, чем какой-либо другой перевернул его жизнь», наступил в 1929 году, когда Джонсон поехал в Веллесли на церемонию вручения дипломов Теодата и встретил Альфреда Х. Барр-младший, основатель Музея современного искусства, открывшегося следующей осенью.

В свои двадцать семь лет Барр был всего на несколько лет старше Джонсона, но его страсть к современному искусству была столь же глубокой, сколь и заразительной. Хотя Джонсон во многих отношениях был не в себе — из трех классов изящных искусств, которые он посещал в Гарварде, он бросил два — он погрузился в оживленную дискуссию об искусстве с Барром. «Больше, чем любое другое событие в его личной истории, — пишет г-н Шульце, — эта случайная встреча с Альфредом Барром убедила его в том, что в лабиринте его разума есть центр.Джонсон подумывал следовать закону за своим отцом; он подумывал о том, чтобы принять предложение преподавать классику в Оберлине. Встреча с Альфредом Барром изменила все навсегда.

Первым плодом встречи Джонсона с Барром было придание особого смысла и направления европейской поездке (одной из многих, многих поездок), которую Джонсон планировал предпринять тем летом. Барр дал ему подробные инструкции о том, что он должен увидеть, уделяя особое внимание тем местам, где должны были быть найдены ранние памятники модернистской архитектуры, особенно Баухаусу в Дессау и жилой колонии Weissenhofsiedlung в Штутгарте (хотя он упустил возможность увидеть Миса знаменитый Немецкий павильон ван дер Роэ на Международной выставке в Барселоне).

Следующие несколько лет прошли в условиях бурной производственной деятельности. Джонсон вернулся в Соединенные Штаты, завершил работу в Гарварде, чтобы получить степень, постоянно ездил в Нью-Йорк для бесед с Альфредом Барром и — через невесту Барра, Маргарет Сколари-Фицморис — встретился и начал работать с Генри-Расселом Хичкоком над тем, что изменится. чтобы стать их выставкой и книгой по архитектуре в международном стиле. В апреле 1930 года он был назначен в консультативный комитет МОМА. В 1931 году, когда Архитектурная лига Нью-Йорка проводила свою ежегодную выставку и не учитывала всех многообещающих молодых архитекторов, Джонсон и Барр арендовали место в магазине на Шестой авеню и устроили выставку «Отвергнутые архитекторы» по образцу знаменитого Salon des Отказники 1863 года.Рассказывая об отклике прессы на их выставку («смешанной, но живой»), Джонсон написал, что «отвергнутым архитекторам осталось дать международный стиль, что можно было бы назвать его первым официальным введением в эту страну».

Тогда, как и позже, Джонсон был неутомим и эффективен как архитектурный импресарио. Он постоянно путешествовал, поручил Мису спроектировать квартиру в Нью-Йорке и организовал несколько важных выставок в MOMA, в том числе в 1934 году «Машинное искусство», коллекцию произведенных предметов, которые, как предполагал мистер Мис,Шульце замечает, «чтобы продемонстрировать, как эту безымянную… силу современности, машину, можно заставить производить [объекты]… которые одновременно функциональны и красивы. Подобного шоу не было ни в одном американском музее изящных искусств ». Энтузиазм Джонсона был внезапным и непреодолимым. «Гипербола была для Филиппа кошачьей мятой». Уд был «величайшим архитектором в мире», Клее был «величайшим человеком» в Баухуасе, Мис был «величайшим человеком, которого я или мы встречали», а его дом Тугендхат был «как Парфенон», «без сомнения, самым красивым. дом в мире.Как и ожидалось, разочарование Джонсона было столь же внезапным. Однажды Гропиус «может стать величайшим из всех», вскоре после этого он станет «Уорреном Дж. Хардингом в архитектуре».

Г-н Шульце предполагает, что политическая деятельность Джонсона была частично вызвана «повторением какой-либо формы маниакально-депрессивного кризиса». Возможно. В любом случае, разочаровавшись в том, что им не удалось создать новую политическую партию, Джонсон и Блэкберн поехали в Луизиану, чтобы предложить свои услуги Хью Лонгу.(Джонсон сказал, что направлялся в Луизиану, чтобы стать «министром изящных искусств» Лонга.) Лонг разумно отказался их видеть, но в конце концов лейтенант сказал настойчивой паре, что они должны поехать в Огайо и «организовать это». Что они сделали или пытались сделать.

Вскоре после этого Лонг был убит, поэтому Джонсон остался без лидера. Печально известный антисемитский преподобный Чарльз Э. Кафлин, «самый сенсационный национальный радиоведущий своего времени», вскоре занял место Лонга.Джонсон работал на нескольких должностях в компании Coughlin: писал, проектировал платформу для митинга в Чикаго, помогал организовать сторонников. Когда Германия вторглась в Польшу в сентябре 1939 года, Джонсон был в Европе и был приглашен министерством пропаганды Германии сопровождать Вермахт на фронт. Он отправил несколько депеш для журнала Кафлина Social Justice . В одной из депеш он жаловался, что Британия и «инопланетяне» превращают Францию ​​в английскую колонию: «Отсутствие руководства и руководства во [французском] государстве позволило одной группе получить контроль, которая всегда получает власть во времена слабости нации — евреи.В других депешах он заверял американских читателей, что общественное мнение о немцах было неправильным: на самом деле они не были мародерами, которых их выставляли. В то же время он с энтузиазмом написал в письме, что «мы видели, как горела Варшава и бомбили Модлин. Это было потрясающее зрелище ». Император Нерон не мог бы выразить это прямо. В статье под названием « Mein Kampf and the Business Man», опубликованной в сентябрьском номере журнала The Examiner за 1939 год, Джонсон подверг критике «либералов» и извинился за расовые идеи Гитлера: «Гитлеровский« расизм »- это Совершенно простая, но далеко идущая идея. Это миф о «мы, лучшие», который мы находим более или менее развитым во всех сильных культурах ».

Со своей стороны г-н Шульце занимается изрядным скручиванием рук. Он представляет факты, но затем предпринимает вялую попытку их рационализировать. Джонсон был сметен на митинге в Потсдаме, но, в конце концов, его американское гражданство и богатство позволяли ему наслаждаться «роскошью интерпретации», что бы это ни значило. В самом деле, мистер Шульце по своей склонности замечательно проницательный писатель, и всякий раз, когда его проза становится мутной, можно подозревать, что это происходит из-за того, что он чего-то стесняется.Пытаясь объяснить увлечение Джонсона национал-социализмом, он говорит нам, что «независимо от того, что является несводимым ядром личности Филиппа, оно лежит под множеством слоев мотиваций, проявляющихся в почти неестественной способности смешения деятельности и интересов, причем не все из них явно созвучны. друг друга.» Я не совсем понимаю, что это значит по-английски. В конце концов, г-н Шульце близок к тому, чтобы сыграть Эбби Рокфеллер: он не совсем оправдывает Джонсона, но заключает (с ошеломляющим преуменьшением), что его действия, хотя и «явно негероические», заслуживают «немногим более существенного внимания, чем они привлекли. .«Не все были так снисходительны. Например, военно-морская разведка и ФБР составили обширные досье о деятельности Джонсона, которые, когда он был призван позже во время войны, помешали ему получить ряд предпочтительных должностей. Тем не менее, учитывая все обстоятельства, удивительно, насколько мало политическая деятельность Джонсона мешала его карьере.

Г-ну Шульце, как правило, меньше тошнит с работой Джонсона в качестве архитектора и специалиста по связям с общественностью в области архитектуры. Он отдает ему должное за его роль в том, что Мис получил заказ на строительство здания Сиграмм в середине 1950-х годов, и он должным образом сурово относится к постмодернистским постройкам Джонсона 1980-х годов, отмечая, что многие из них «обнаруживают спуск до уровня китча». это кажется не столько лагерным по своей мотивации, сколько просто и явно дешевым по своему эффекту.«С этим трудно не согласиться. Труднее понять некоторые из заявленных энтузиазмом г-на Шульце: например, его заявление о том, что есть «что-то довольно освежающее» в так называемом здании Lipstick Building в Нью-Йорке — здании, которое, что бы о нем ни говорили, определенно впечатляет большинство зрителей считают «дешевым».

В конце концов, нужно сказать, что г-н Шульце правильно понимает подробности о Филипе Джонсоне, но неверно истолковывает собранную им картину. Г-н Шульце несколько раз ссылается на «классицистский нрав» Джонсона, но вся его книга представляет собой сборник примеров, показывающих, что позиция Джонсона прямо противоположна.Он прав в том, что Джонсон стал рассматривать «историю строительства как один огромный справочник» для своих все более экстравагантных архитектурных фантазий, но он игнорирует тот факт, что такое хищническое отношение к истории глубоко противоречит устоявшимся убеждениям, характерным для классический нрав. Однажды Мис сказал, что «мы не изобретаем новую архитектуру каждый понедельник утром». В постмизианской фазе, как указывает г-н Шульце, Джонсон является французским классицистом в один момент, «затем, без промедления, средневековым кастеллятором и — так сказать в следующий понедельник утром — заемщиком из Северного Возрождения. .«Может случиться так, что каждый второй или третий понедельник Джонсон хочет классического« образа »; но такое стремление к эффекту прямо противоположно любому серьезному классицизму, практикуемому Палладио или даже Мис ван дер Роэ. Как заметил любимый Джонсоном Ницше в своей критике другого художника, пристрастившегося к эффектам, то, что должно иметь эффект , истины само по себе не может быть правдой.

Г-н Шульце говорит о «любви к красоте» Джонсона, утверждая, что она неизменно была «объединяющей силой» в его личности, «при условии, что это не содержало послания, а он был обязан размышлять над этим посланием.Но на самом деле настойчивое требование такой «свободы» означает, что отношение Джонсона к красоте, как и его отношение к истине, по сути своей является пародистским. Его любовь к прекрасному — это холодное самолюбие убежденного эстета. Его послание состоит в том, что красота — это хорошо, пока ее можно сделать достаточно интересной, чтобы быть пикантной; в остальном у безобразия тоже есть свои привлекательные стороны. Несколько лет назад Филип Джонсон заметил, что постмодернизм привнес в архитектуру смех. Он не переставал смеяться, но, к сожалению, шутка над нами.

Примечания
Перейти к началу документа.

  1. Филип Джонсон: Жизнь и работа , Франц Шульце; Кнопф, 496 страниц, 30 долларов. Вернитесь к тексту.

Роджер Кимбалл является редактором и издателем The New Criterion , а также президентом и издателем Encounter Books. Его последние книги включают The Fortunes of Permanance: Culture and Anarchy in the Age of Amnesia (St. Augustine’s Press) и Who Rules? Суверенитет, национализм и судьба свободы в двадцать первом веке (книги встреч).

Эта статья впервые появилась в The New Criterion, Volume 13 Number 3, на странице 9
Copyright © 2021 The New Criterion | www. newcriterion.com
https://newcriterion.com/issues/1994/11/philip-johnson-the-architect-as-aesthete

Биография Филипа Джонсона, написанная Марком Ламстером, рецензируется Спенсером Ли Ленфилдом

Филип Джонсон ‘ 27 (30 г.), B.Arch.’43 — знаменитый архитектор бывшего ресторана Four Seasons в Манхэттенском здании Seagram Building, AT&T Building (теперь 550 Madison Avenue) и своей собственной резиденции Glass House — в студенческие годы был одержим Видение Ницше сверхлюдей, которые могут превзойти мораль, чтобы жить жизнью как искусством.Его собственная жизнь, описанная в новой биографии критика архитектуры из Далласа Марка Ламстера, Человек в стеклянном доме: Филип Джонсон, архитектор современного века , читается как заговор Айн Рэнд, переписанный Генри Джеймсом. Мало того, что Джонсон родился в богатстве (его отец был первым юрисконсультом Alcoa) и наделил красивым лицом, у него были связи с высшим обществом и дар харизматического саморекламы, который неоднократно спасал его от его худших проступков.

Самые серьезные из них, симпатизирующие нацистам и работавшие над созданием своего рода американского фашизма на протяжении 1930-х годов, будут преследовать Джонсона на протяжении всей его жизни, даже когда его могущественные друзья изо всех сил старались держать такие слухи в тайне.Ламстер недвусмысленно высказывается по поводу этих обвинений: все доказательства показывают, что Филип Джонсон был «неоплачиваемым агентом нацистского государства» — неоплачиваемым только потому, что он был настолько богат, что не нуждался в немецких деньгах. Тем не менее, Джонсон умер в постели естественных причин в возрасте 98 лет в 2005 году, уважаемый, хотя и неоднозначный представитель профессии, которую он помог превратить в высокое искусство: доказательство того, что деньги и обаяние могут скрыть всевозможные грехи и, возможно, купить больше, чем честно. доля счастья тоже.

Существуют две точки зрения на связи Джонсона с нацистами: популистский политик из Луизианы Хью Лонг и антисемитский римско-католический священник отец Кафлин в 1930-х годах. Один считает, что эти ошибки загрязняют все, что он когда-либо делал или чего касался, и что Джонсон никогда полностью не раскаивался; во-вторых, что его заслуги как дизайнера и архитектора можно отделить от его юношеских ошибок, а его жесты раскаяния в более поздние годы — проектирование синагог бесплатно, наставничество еврейских протеже — были искренними. Мнения о работе Джонсона разделились на две части. В зависимости от того, кого вы спросите, он был либо хитрым новатором, который помог выдвинуть американскую архитектуру из провинциализма на глобальный уровень, либо неоригинальным болтуном и гиперболистом, нанесшим два порока в своей области: постмодернизм и «звездную архитектуру».

Почему стоит спорить о Джонсоне? И его недоброжелатели, и последователи согласны с тем, что его влияние было огромным. Будучи молодым человеком, которому посчастливилось после колледжа устроиться на работу первым архитектурным куратором Музея современного искусства (в основном благодаря связям с общественностью), он определил и популяризировал международный стиль — попурри европейских современных архитектурных подходов, которые сформировали внешний вид середины. века США. Построив этого бога, он разбил его и создал нового: «постмодернистскую» архитектуру, которая объединила стилизованные жесты в сторону нефункциональных элементов (например, фронтона «Чиппендейл» на вершине небоскреба), которых сторонился канонический модернизм.Более того, его богатство и связи позволили ему сыграть роль короля в этой области: неполный список архитекторов и художников, появлявшихся в кругу Джонсона на протяжении десятилетий, включает И. М. Пей, М. Арч. ’46, Ar.D. ’95, Энди Уорхол, Джон Кейдж, Мерс Каннингем, Джаспер Джонс, Дениз Скотт Браун и Роберт Вентури, Ада Луиза Хакстейбл, профессор практики архитектуры и городского дизайна Рем Колхас, Дэниел Либескинд, Заха Хадид и Фрэнк Гери, доктор философии ’57 , Ar.D. ’00.


Джонсон позирует с моделью своего весьма неоднозначного постмодернистского здания AT&T, увенчанного Чиппендейлом, май 1978 года.
Фотография Теда Тэя / The LIFE Picture Collection / Getty Images

Влияние признано, дальнейший вопрос заключается в том, было ли это влияние на архитектуру хорошим или плохим, и влияет ли история политических убеждений Джонсона на этот вопрос. Ламстер (который преподает в Техасском университете в Арлингтоне и был научным сотрудником Леба в Высшей школе дизайна в 2016-17 годах) однозначно осуждает Джонсона не только за симпатии к нацистам, но и за активное оказание им материальной поддержки в 1930-х годах.Он оставил кураторскую работу в МоМА, сделавшую его любимцем в мире искусства в конце 1934 года, и стал популистским подстрекателем.

Некоторые предыдущие биографы и ученые, следуя собственному примеру Джонсона, пытались отмахнуться от этих лет как от заблуждений или как от распространенного антисемитизма того времени. Им будет трудно игнорировать сногсшибательный, хорошо помеченный каталог деятельности Джонсона Ламстера. Он обратился к Хью Лонгу с предложением своих маркетинговых услуг, но получил отказ в основном из-за его собственной неуклюжести; позже он спроектировал возвышение в нацистском стиле для одного из митингов отца Кафлина.Он безуспешно баллотировался в законодательный орган Огайо по списку своей собственной политической партии, которая «состояла из заклятых реакционеров, пронацистских немецко-американских бундовцев, клановцев и членов Черного легиона». (Секретарь Джонсона позже сказал ФБР, что у него были иллюзии, что он станет «Гитлером в Соединенных Штатах».) Он ездил в Германию в 1937 и 1938 годах; во второй поездке он с энтузиазмом посетил один из митингов в Нюрнберге. После своего возвращения он продолжал контактировать с нацистскими агентами до 1940 года.Джонсон был геем настолько публично, насколько это было возможно в то время, но, похоже, не заметил, как нацисты обращались с гомосексуалистами. Это была не юношеская ошибка: Джонсону было чуть за тридцать.

Он вернулся в Гарвард (где, будучи студентом, у которого было мало денег, ему потребовалось семь лет, чтобы закончить свою степень), чтобы поступить в Высшую школу дизайна в 1940 году, из-за зарождающегося чувства, что фашизм исключает его из вежливая компания, и у него нет будущего в политике. До этого единственной практической дизайнерской работой Джонсона была работа декоратора интерьеров; его основными достижениями при поступлении были годы в МоМА и его социальная родословная. Его состояние компенсировало его нехватку технических навыков (он профинансировал строительство целого дома в Кембридже, чтобы выполнить свое требование «практического опыта»), и он вошел в профессию после получения степени, смыв достаточно фашистских пятен, чтобы стать презентабельным. снова. Он даже ненадолго записался в армию (что, зная о его действиях, удерживало его от каких-либо реальных обязанностей). Неясно, осознал ли он, что нацисты были злом, или отказался от них из чувства самосохранения.

Если мы согласимся с тем, что Джонсон был энтузиастом-фашистом в 1930-х годах, как мы должны смотреть на его здания? Ламстер тонко подходит к этой биографической проблеме. Никто не думает, что здание бывшего сочувствующего нацистам морально развращает всех, кто смотрит на него или проходит через него. Никто всерьез не думает, что мы должны снести знаковое здание Seagram Building Johnson, построенное в 1950-х годах вместе с Мис ван дер Роэ, или снести Glass House. Ламстер, однако, обращает пристальное внимание на то, как аспекты зданий на протяжении всей карьеры Джонсона начинают выглядеть тревожными в свете того, во что он когда-то верил: «авторитарной пышности» Государственного театра Нью-Йорка, похожей на бункер художественной галереи в поместье Glass House. , возможное упоминание разрушенной погромом деревни как источника вдохновения для центрального дымохода этого дома.Он выражает беспокойство по поводу того, что Джонсон заискивает перед богатыми и влиятельными клиентами, а также из-за отсутствия очевидного интереса к более широким социальным обязанностям.

Более того, он отмечает, что Джонсон использовал своего рода приуменьшенный эстетизм, чтобы не говорить о ценностях в архитектуре. Перенося европейский модернизм в Америку, Джонсон сознательно подчеркивал стиль, не связанный с какими-либо изначальными целями улучшения положения других. Переходя от законодателя вкуса к практикующему, Джонсон сеял эти тенденции в сердце десятков крупных американских городов.Ламстер видит буквальную и образную пустоту в центре многих работ Джонсона: его характерный ход, будь то в «Четыре сезона», Линкольн-центр или Стеклянный дом, заключался в выделении больших отрицательных пространств. Ламстер считает эти пространства метафорой пустоты в самом Джонсоне. Когда коллега поставил под сомнение принципы дизайна, лежащие в основе необычного плана Джонсона для One International Place в Бостоне, он ответил: «Я не верю в принципы, если вы не заметили». Под давлением другого критика примерно в то же время он заявил: «Я шлюха, и мне очень хорошо платят за строительство многоэтажных домов.


Строительство отеля Trump International Hotel and Tower, 1995 год: одноименный торговец (в центре) в окружении мэра Руди Джулиани (слева) и Джонсона (справа)
Фотография Фрэнсиса Спекера / New York Post Archives / NYP / Getty Images

Отсутствие пристрастий не обязательно делает художника плохим, но может объяснить некоторую неравномерность в работе Джонсона как архитектора и дизайнера. Ламстер обрисовывает примерно четыре этапа в карьере Джонсона: первые годы в качестве приверженца Миса (Стеклянный дом, здание Сиграмм), затем отступнический поворот в сторону своего рода неоклассицизма (Кирпичный дом, павильон Линкольн-центра), который в конечном итоге стал его печально известным «Постмодернизм» (здание AT&T, One International Place) и последний период упадка, «вспенивающие скучные корпоративные башни. «Хорошие здания очень хороши, но есть еще много плохих. Читать описания Ламстера зданий, которые он любит, так же приятно и информативно, как и тех, которые он ненавидит. О павильоне Линкольн-центра: «Одно из самых красивых общественных мест в городе со спицами и концентрическими кругами из травертина, исходящими из танцующего центрального фонтана». Но о Нью-Йоркском университете: «Вашингтон-сквер сумела пережить архитектуру Джонсона и остаться ярким местом». Откровенные суждения любого рода являются полезным улучшением единственной предыдущей биографии Франца Шульце Philip Johnson: Life and Work , которая была завершена при жизни архитектора (хотя и без непосредственного надзора), и позволяет избежать излишней критики какого-либо отдельного здания.

Джонсон — главный герой, который сводит с ума: его возмездие так и не наступило. У него было мало оригинальных идей, он открыто признавал, что щедро заимствовал чужие; у него была отвратительная привычка отказываться от людей, как только они перестали быть ему полезными; он был убежден, что он всемирно-историческая личность. Он стал известным архитектором благодаря способности продавать другим свое видение себя как великого архитектора и своей способности финансировать свои собственные проекты. Ламстер неоднократно сравнивает Джонсона с двумя известными неархитекторами.Один из них — P.T. Барнум. Другой, последний крупный клиент Джонсона, тоже был рожден в деньгах, которые оградили его от неудач, которые могли бы положить конец карьере других. Его чувство личного величия и харизмы, как отмечает Ламстер, также привело его через обвинения в расистском прошлом к ​​большому успеху. Его противники и сторонники одинаково признают его влияние. Филип Джонсон завершил карьеру Дональда Трампа.

В центре внимания: Филип Джонсон | ArchDaily

В центре внимания: Филип Джонсон

© Б.Пьетро Филардо (пользователь Викимедиа Bpfilardo) под лицензией CC BY-SA 3.0 Поделиться

https://www.archdaily.com/398631/happy-107th-birthday-philip-johnson

Когда в 1979 году ему была присуждена первая в истории Притцкеровская архитектурная премия, жюри описало Филипа Джонсона (8 июля 1906 — 25 января, 2005) как человек, «внесший последовательный и значительный вклад в человечество и окружающую среду», добавив, что «как критик и историк, он отстаивал идею современной архитектуры, а затем продолжил проектировать некоторые из своих величайших зданий. Однако даже после получения Притцкеровской премии в возрасте 73 лет Джонсону еще предстояло построить гораздо больше своего наследия: в годы после 1979 года Джонсон почти полностью изменил свой стиль, добавив еще одну главу в свое влияние на мир архитектуры.

+ 16

Джонсон родился в Кливленде, штат Огайо, изучал историю и философию в Гарвардском университете, однако именно серия поездок в Европу оказала большее влияние на его жизнь. В 1928 году Джонсон познакомился с Мис ван дер Роэ, и молодой американец был очарован стилем модерн.Джонсон начал свою карьеру не как архитектор, а как куратор: в 1932 году вместе с Генри-Расселом Хичкоком он был куратором Международной выставки «Современная архитектура: Международная выставка», проходившей в Музее современного искусства. Создав прозвище «Международный стиль», Джонсон сыграл огромную роль в определении того, что мы сегодня называем модернизмом.

Стеклянный дом. Изображение © Пользователь Flickr mbschlemmer под лицензией CC BY 2. 0

Джонсон начал свою карьеру архитектора только много лет спустя, но когда он это сделал, годы наблюдения за движением и его видное положение в архитектурном сообществе означали, что он нашел успех очень быстро.В 1949 году его Стеклянный дом привлек значительное внимание и был фактически завершен за два года до собственного эксперимента ван дер Роэ с полностью стеклянным жилищем, Домом Фарнсворта, который Джонсон использовал в качестве вдохновения в своем дизайне. Джонсон и Мис также поддерживали тесные рабочие отношения с Джонсоном, который проектировал интерьеры здания Сиграм-билдинг ван дер Роэ в Нью-Йорке, строительство которого было завершено в 1950 году.

Хрустальный собор. Изображение предоставлено American Seating

Джонсон самостоятельно спроектировал ряд известных работ, в том числе Институт искусств Мансона-Уильямса-Проктора (1960), Павильон штата Нью-Йорк на Всемирной выставке в Нью-Йорке 1964-65 годов и оба здания 1953 года. Сад скульптур и расширение Музея современного искусства Нью-Йорка в 1964 году. Однако именно в 1967 году, когда он начал сотрудничать с Джоном Берджи, он начал свой самый продуктивный период, который включал впечатляющий Хрустальный собор в Лос-Анджелесе (1980).

Здание AT&T. Image © Дэвид Шэнкбоун

Однако вскоре после того, как Джонсон был удостоен Притцкеровской премии, эстетический стиль, использованный им и Берджи, претерпел драматические изменения: в 1984 году он спроектировал культовое здание AT&T в Нью-Йорке (ныне Sony Building), 197 -метровый постмодернистский небоскреб.Здание стало печально известным своим декоративным стилем и ясно показало переход Джонсона к постмодернистской конюшне архитекторов, в которую входили Майкл Грейвс и Роберт Вентури. Хотя он официально ушел в отставку в 1989 году, Джонсон продолжал влиять на дизайн, выступая в качестве консультанта Джона Берджи, внося, пожалуй, самый заметный вклад в дизайн площади Пуэрта-де-Европа в Мадриде, двух наклонных башен, которые стали символом испанской столицы.

Слева направо: Энди Уорхол, Дэвид Уитни, Филип Джонсон, д-р. Джон Далтон и Роберт А.М. Стерн в «Стеклянном доме» в 1964 году. Изображение © Дэвид МакКейб,

. Хотя многие архитекторы могут пройти через несколько стилистических периодов в своей карьере, свободный и эклектичный подход Филипа Джонсона к дизайну можно рассматривать как нечто аномалии. Его понимание и умение разрабатывать широкий спектр стилей особенно заметно в его поместье в Новом Ханаане, Коннектикут, где оригинальный стеклянный дом окружен всем, от деконструктивистской сторожки до фермерского дома 18-го века.Это было объяснено ссылкой на его раннюю карьеру: Джонсон был плодотворным архитектором, но он был также куратором и коллекционером, и его карьера могла быть рассмотрена как собрание стилистических движений. В статье для журнала T Magazine архитектурный критик Александра Ланге объясняет, что его собственный дом был «его высшим достижением в искусстве не быть скучным. Живой музей американского стиля, это памятник его бесконечно любознательной и стяжательной натуре».

Просмотрите все здания Филипа Джонсона, представленные на ArchDaily, с помощью эскизов ниже, и дополнительную информацию по ссылкам под ними.

+ 16

AD Classics: Международная выставка современной архитектуры / Филип Джонсон и Генри-Рассел Хичкок

AD Classics: 1988 Deconstructivist Exhibition в Нью-Йоркском музее современного искусства (MoMA)

The Trust объявляет павильон штата Нью-Йорк Филипа Джонсона a «Национальное достояние»

Стеклянный дом: «Разговоры в контексте»

Художник Фудзико Накая покрывает стеклянный дом Филипа Джонсона в тумане

Как Хрустальный собор адаптируется к новой жизни Вне всеобщего внимания

Внутри дома Филипа Джонсона Недооценено Стеклянный дом на Манхэттене

Ссылки: Притцкеровская премия, Википедия, журнал T

Скрытое нацистское прошлое знаменитого архитектора Филипа Джонсона

В начале сентября 1939 года контингент прессы, мчавшийся вслед за немецкой армией, вторгшейся в Польшу, достиг последнего поля битвы. Балтийское море.С немецкого командного пункта на вершине холма в Гданьске журналист Уильям Л. Ширер обследовал фронт вдоль гребня в двух милях от него — «там, где происходили убийства», — сказал он американским слушателям в радиопередаче несколько дней спустя. Он отказался от предложения немецкого шлема, писал он в своих секретных заметках, посчитав его «отталкивающим» и «символом грубой немецкой силы». Сражение было слишком далеко, чтобы заметить отдельные истребители, но он мог видеть польские позиции и то, что немцы окружили их с трех сторон и перекрыли путь к отступлению своим артиллерийским огнем с четвертой.

Ширер почувствовал тошноту и ужас от увиденного. Но что-то в пресс-пуле, с которым он путешествовал, беспокоило его по-другому. Хотя обычно он чувствовал себя комфортно в компании своих многочисленных друзей-репортеров, Ширер был встревожен назначенным им попутчиком. Министерство пропаганды Германии заставило его жить в одной комнате с другим американским корреспондентом Филипом Кортелью Джонсоном. Несмотря на схожий возраст двух мужчин и американское прошлое, их общую любовь к Европе и товарищеские отношения с зарубежными репортерами войны, «никто из нас не может терпеть этого человека», — отметил Ширер в дневниковой записи.Он хотел только ускользнуть от него. Репортеры в бассейне испытывали острую неприязнь к разговорчивому и неистовым Джонсону, который уже был одним из самых известных проповедников модернизма в архитектуре, но еще не одним из самых известных архитекторов мира. У них были причины опасаться этого взбалмошного, отталкивающего американца, который казался слишком близким к своему немецкому руководителю министерства пропаганды. Согласно записке в досье, ФБР. начал следить за Джонсоном, который довольно подробно отслеживал его деятельность на протяжении 1930-х годов: «Из источника, который считался надежным, сообщалось, что Джонсона чествовали немецкие власти, отвечающие за корреспондентов прессы, посещавших польский фронт, и что немцы были весьма заботливый о его благополучии.

Для Филипа Джонсона преследование немецкой армии, которая уничтожила последних сопротивляющихся в Польше, казалось жизнью во сне — в его случае, очень счастливой мечте. Как и Ширер, он наблюдал, как Третий рейх становился безжалостно агрессивной военной державой. Он столкнулся с завораживающей риторикой Гитлера еще до того, как Гитлер стал лидером Германии. Его реакция отличалась от реакции Ширера, как ночь от дня: сцена из кошмара Ширера была для Джонсона утопической фантазией. Он полностью посвятил себя фашистскому делу.

«Crescendo and Climax»

Четко выражая свое увлечение всем современным, новым, искусным и монументальным, Джонсон был потрясающе креативным, социально ярким и страстно самоуверенным во всех вопросах вкуса. У него был сверкающий высокомерный остроумие, он любил застольные беседы и злые сплетни об искусстве, идеях и людях, которые их создали. Маргарет Сколари Барр, жена влиятельного историка искусства Альфреда Барра, наставника Джонсона и директора-основателя Музея современного искусства в Нью-Йорке, вспоминала его в то время как «красивого, всегда веселого, наполненного новыми идеями и надеждами. .Он был дико нетерпелив, не мог сесть. . . . Его манера речи, мышления — эта быстрота и вибрация »принесла ему много друзей, широкое внимание и ранний успех.

Благодаря его известной семье Кливленда, у него также были деньги. Это дало Джонсону безграничные возможности и возможность подружиться не только с его обаянием и интеллектуальными способностями, но и с его материальными способностями. Он знал всех в мире искусства, кто имел значение и обосновался в художественно настроенной толпе высшего общества Манхэттена.На большинстве собраний эта сцена сосредотачивалась на нем. Влюбленный в Европу благодаря летним каникулам, проведенным там со своей матерью, Джонсон часто возвращался на этот континент. И, как заметил его биограф Франц Шульце, наряду с богатым художественным и интеллектуальным опытом, эти поездки дали Джонсону первый шанс исследовать его сексуальное влечение к мужчинам. Самый умный из умных людей, Джонсон никогда не испытывал недостатка в предложениях посетить лучшие светские салоны или разделить постель с любовниками.

Поглощенный идеей, тогда чуждой большинству американцев, что архитектура и дизайн являются изящными искусствами сами по себе, он на свои личные средства основал Департамент архитектуры нового Музея современного искусства, сделав его первым крупным американским музеем, в котором выставлены современные произведения искусства. архитектура и дизайн.В 26 лет он сотрудничал с куратором знаменательной выставки MoMA 1932 года «Международный стиль: архитектура с 1922 года». Эта революционная выставка познакомила американцев с мастерами современного европейского архитектурного стиля, такими как Уолтер Гропиус и берлинская школа Баухаус, а также с французским мастером Ле Корбюзье, а также с несколькими американскими практиками, включая Фрэнка Ллойда Райта, Ричарда Нейтра и Раймонда Худ. Выставка и прилагаемая к ней книга определят курс мировой архитектуры на следующие 40 лет.

Но Джонсон жаждал чего-то большего. Он глубоко читал сочинения древних и их немецких толкователей XIX века, особенно работы своего главного философского вдохновителя, Фридриха Ницше. Его представление о сверхчеловеке, о герое, способном проявлять свою волю без оглядки на общепринятые представления о добре и зле, соответствует концепции Джонсона о мастере-строителе в архитектуре и, возможно, в многом другом.

Вскоре после выставки MoMA Джонсон вернулся в Европу.Летом 1932 года он отправился в Берлин, где оставался до осени в период революционного брожения и политической борьбы, когда идеи Ницше собирались прийти к власти в лице Адольфа Гитлера. По настоянию друга Джонсон в начале октября поехал на митинг Гитлерюгенда, который проходил на большом поле в Потсдаме, недалеко от Берлина. Он впервые увидит Гитлера. В тот день он пережил революцию в душе, откровение, которое он в конечном итоге охарактеризовал как «полностью лихорадочное».Спустя десятилетия он сказал Францу Шульце: «Вы просто не могли не поддаться азарту, марширующим песням, крещендо и кульминации всего этого, когда Гитлер, наконец, выступил перед толпой. . » Он также не мог отделить энергию организованного безумия от дневного сексуального заряда, чувствуя восторг при виде «всех этих белокурых парней в черной коже», марширующих мимо кипящего фюрера.

Спортивная молодежь на съезде имперской партии в Нюрнберге, Германия, 1938 год.

Хьюго Джагер / Timepix / Коллекция изображений LIFE / Getty Images.

От Гитлера к Хьюи

Джонсон вернулся домой, уверенный, что его жизнь изменилась. Он нашел в нацизме новый международный идеал. Эстетическая сила и восторг, которые он испытал при просмотре модернистской архитектуры, нашли свое полное национальное выражение в фашистском движении, центрированном на Гитлере. Это был способ не просто перестроить города с единой и монументальной эстетикой эпохи машин, но и стимулировать возрождение самого человечества.Раньше он никогда не проявлял интереса к политике. Теперь все изменилось.

В течение следующих двух лет Джонсон перемещался из Европы в Нью-Йорк и обратно. Дома он устраивал выставки и продвигал художников-модернистов, работы которых считал лучшими из новых. Все это время он следил за нацистами, когда они консолидировали власть. Он спал со своей долей мужчин в полусвете Веймарского Берлина; теперь он закрыл глаза на нацистские ограничения на гомосексуальное поведение, которые повлекли за собой тюремное заключение и даже смертные приговоры.

И все же именно в современном искусстве и архитектуре, на арене его величайших личных триумфов, он упустил из виду наиболее очевидные расхождения между нацистской политикой и его собственными взглядами. Принимая меры к тому, чтобы друзья Баухауза спасались бегством от все более опасных атак на их «дегенеративное» искусство со стороны антимодернистских нацистских сил, он видел очевидное противоречие в их тяжелом положении только как мгновенное отступление, чтобы прыгнуть намного дальше.

Разделяя тогда общее презрение протестантской социальной элиты к евреям и ее страх перед организованной рабочей силой, у него не было проблем с тем, что нацисты сделали евреев козлами отпущения или ругали коммунистов.Он написал о своем визите в Париж: «Отсутствие руководства и руководства во [французском] государстве позволило одной группе получить контроль, которая всегда получает власть во времена слабости нации, — евреям». К своему фанатизму он добавил личный снобизм по отношению к массовому демократическому обществу. В эпоху социального коллапса Германия нашла решения, которые он считал правильными для кризиса демократии. Он был уверен, что фашизм может преобразовать Америку, если, возможно, вызовет временные перемещения для определенных «чужеродных» групп, как это произошло в Германии.Он чувствовал себя готовым предпринять попытку импортировать фашизм в Америку.

С этой целью он стал преданным последователем Лоуренса Денниса, выпускника Гарварда на 13 лет старше его, и начал оказывать ему финансовую поддержку. Светлокожий афроамериканец, который провел свою жизнь белым, Деннис был бывшим офицером дипломатической службы и проницательным экономическим аналитиком, который был глубоко отчужден от американского общества. Он присутствовал на митингах в Нюрнберге и встречался с лидером итальянских фашистов Бенито Муссолини. Он написал несколько теоретических работ о закате капитализма и фашистской альтернативе, в том числе The Coming American Fascism в 1936 году.Пять лет спустя журнал Life назвал его «интеллектуальным фашистом номер 1 в Америке». Джонсон и его давний друг Алан Блэкберн, сотрудник MoMA, были привязаны к Деннису. Все трое регулярно собирались в квартире Джонсона, чтобы изучить, как с практической точки зрения добиться фашистского будущего Америки.

Филип Джонсон | Кафедра химии

Факультет


Филип М.Джонсон, почетный профессор-исследователь

B.S. Вашингтонский университет, 1962 год
доктор философии. Корнельский университет, 1967
Научный сотрудник Чикагского университета, 1966-68
Приглашенный научный сотрудник Объединенного института лабораторной астрофизики, 1976-77 годы
Сотрудник Гуггенхайма, 1982-83 годы
Сотрудник Американского физического общества

561 Химия
Телефон: (631) 632-7912
Эл. Почта: Филип[email protected]

Физическая химия: молекулярная спектроскопия и фотофизика

Чрезвычайно высокие уровни света, доступные в импульсных лазерах, привели к быстрому развитию в понимании структуры и динамики молекул газовой фазы и того, как они взаимодействуют со светом. Наша лаборатория активно участвует в создании новых методы использования лазеров для изучения молекул и применения этих методов прототипировать молекулярные системы.Многие из разработанных нами методов включают ионизация целевых молекул. В сильном световом потоке импульсных лазеров молекулы продолжают поглощать свет, пока не потеряют электрон. Детали этого потеря электронов, такая как зависимость от длины волны и энергии уходящего электрона, дают много информации как о связанном, так и о ионном состояниях мишени. молекулы, а также сведения о фотофизике различных возбужденных состояний.Изученные нами газофазные системы варьируются от небольших молекул, таких как оксид азота и углекислый газ для более крупных частиц, включая ароматические соединения и молекулярные кластеры. У нас есть часто обнаруживали новые возбужденные электронные состояния этих систем, наблюдали новые фотохимических путей, увидели новые физические явления и уточнили наши знания о колебательные движения и геометрические структуры возбужденных состояний. В нашем анализе Для определения молекулярных спектров мы часто руководствуемся теоретическими расчетами электронной структуры. Различные разработанные нами методы используются в лабораториях по всему миру. в таких практических приложениях, как определение деталей процессов горения и анализ атмосферных газов. Последние разработки в лазерах и компьютерах обещают сделать возможным еще более мощные эксперименты, чтобы детально изучить молекулярные структура, фотохимия и фотофизика.

Недавно мы использовали свойства ридберговских молекул (где один электрон практически удален из молекулы и выведен на гигантскую орбиту) для разработки новых методы получения спектров высокого разрешения молекулярных катионов. Эксплуатация молекул Ридберга позволило на порядки увеличить доступное разрешение для регистрации спектров молекулярных ионов. Недавно разработанный метод называется фотоиндуцированная ридберговская ионизационная спектроскопия (PIRI), обеспечивающая доступ с высоким разрешением к спектроскопии возбужденных электронных состояний ионов. Для этого мы создаем состояние с высоким ридбергом чуть ниже ионного порога, а затем возбуждаем ион основной. Таким образом, спектр результирующей фотоиндуцированной автоионизации в основном иона и имеет разрешение лазера, обеспечивая при этом информацию превосходит фотоэлектронный спектр.

Публикации

Джейсон Хофштейн, Хайфэн Сюй, Тревор Сирс и Филип Джонсон, «Судьба возбужденных состояний в ароматических молекулах, охлаждаемых струей: бифуркационные пути. и очень долгоживущие виды из Южного 1 возбуждение фенилацетилена и бензонитрила, » J. Phys. Chem. А 112, 077367 (2008).

Хайфэн Сюй, Филип Джонсон и Тревор Сирс, «Фотоиндуцированная ридберговская ионизационная спектроскопия B ~ состояние катиона бензонитрила, » J. Chem. Phys. 125 , 164331 (2006).

Филип Джонсон, Хайфэн Сюй и Тревор Сирс, «Расчет интенсивностей колебаний в запрещенных электронных переходах», Дж.Chem. Phys. 125 , 164330 (2006).

Хайфэн Сюй, Тревор Сирс и Филип Джонсон, «Фотоиндуцированная ридберговская ионизационная спектроскопия фенилацетилена: колебательные отнесения. из C ~ состояние катиона, » J. Phys. Chem. А, 110 , 7822-7825 (2006).

Андрей.Б. Беррилл, Ю К. Чанг, Хизер. А. Манн и Филип М. Джонсон, «Эффект Яна-Теллера в низших электронных состояниях бензольного катиона: Часть III. Колебания основного состояния C 6 H 6 + и C 6 D 6 + , ” J. Chem. Phys. 120 , 8587-8599 (2004).

Джеймс Лайтстон, Хизер Манн, Мин Ву, Филип Джонсон и Майкл Уайт, «Газофазное производство кластеров и нанокристаллитов карбида, нитрида и сульфида молибдена», J. Phys. Chem. B, 107 , 10359-10366 (2003).

Эндрю Беррилл, Цзя Чжоу и Филип Джонсон, “Спектры пороговой ионизации C 6 H 6 + и C 6 D 6 + получено через 3 B 1u Triplet State, ” Дж. Phys. Chem. А, 107 , 4601-4606 (2003).

Х. К. Ву, К.-С. Лау, Дж. П. Чжан, К. Й. Нг, Ю.-С. Чунг, В. К. Ли и П. М. Джонсон, «Исследование транс-бутена с помощью фотоэлектронного ионизационного поля с вакуумным ультрафиолетовым лазером». , J. Chem. Phys., 119 , 7789-7799 (2003).

Филип Джонсон, «Эффект Яна-Теллера в низших электронных состояниях катиона бензола: Часть I.Расчет линейных параметров для электронного мод. » J. Chem. Phys., 117 , 9991-10000 (2002).

Потенциал ионизации и колебательная структура катиона в основном состоянии 1,4-диоксана, Burrill AB, Johnson PM CHEMICAL PHYSICS LETTERS 350 (5-6): 473-478 DEC 28 2001

Исследования MATI и PIRI торсионных и ян-теллеровских взаимодействий в катионах . Джонсон П.М. РЕФЕРАТЫ ДОКУМЕНТОВ АМЕРИКАНСКОГО ХИМИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 221: 39-ФИЗИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ 2 апреля 1 2001 г.

Торсионный анализ катионов транс-2-бутена и пропена: сравнительное исследование двух прототипов ионов с разной степенью симметрии, Burrill AB, Johnson PM JOURNAL OF CHEMICAL PHYSICS 115 (1): 133-138 1 июля 2001 г.

Модифицированный монохроматор Seya-Namioka с улучшенной передачей интенсивности света, Maletta AM, Johnson PM ОБЗОР НАУЧНЫХ ПРИБОРОВ 71 (10): 3653-3656 ОКТЯБРЬ 2000 г.

Переоценка орбиталей пи-систем с помощью фотоиндуцированной ионизационной спектроскопии Райберга Джонсон П.М., Ананд Р., Хофштейн Дж. Д., Леклер Дж. Э., ЖУРНАЛ ЭЛЕКТРОННОЙ СПЕКТРОСКОПИИ И СВЯЗАННЫЕ ЯВЛЕНИЯ 108 (1-3): 177-187 ИЮЛЯ 2000 г.

MATI и PIRI исследования X ~ и А ~ состояние транс-1,3-бутадиенового катиона Hofstein JD, Johnson PM ПИСЬМА ПО ХИМИЧЕСКОЙ ФИЗИКЕ 316 (3-4): 229-237 14 января 2000 г.

Присвоение Б + состояния катиона хлорбензола с использованием спектроскопии фотоиндуцированной ридберговской ионизации (PIRI) Ананд Р., Хофштейн Дж. Д., Леклер Дж. Э., Джонсон П. М., Коссарт-Магос С., ЖУРНАЛ ФИЗИЧЕСКИХ ХИМИЯ A 103 (45): 8927-8934 11 НОЯБРЯ 1999 г.

Инфракрасный спектр КД 2 основная гармоника C вне плоскости 2 H 5, Sears TJ, Johnson PM, BeeBe-Wang J JOURNAL OF CHEMICAL PHYSICS 111 (20): 9213-9221 22 ноября 1999 г.

Вибрационные эффекты на крутильное движение этильного радикала, Johnson PM, Sears TJ JOURNAL OF CHEMICAL PHYSICS 111 (20): 9222-9226 NOV 22 1999

Фотоиндуцированная ридберговская ионизация (PIRI) спектроскопия B ~ состояние катиона фторбензола, Anand R, LeClaire JE, Johnson PM JOURNAL OF PHYSICAL CHEMISTRY A 103 (15): 2618-2623 15 апреля 1999 г.

Сравнительное исследование выживания ридберговского состояния в нескольких молекулах с использованием масс-анализа. пороговая ионизация, Hofstein JD, Goode JG, Johnson PM ПИСЬМА ПО ХИМИЧЕСКОЙ ФИЗИКЕ 301 (1-2): 121-130 ФЕВРАЛЯ 19 1999 г.

Обнаружение сильной псевдо-ян-теллеровской активности в бензольном катионе B ~ 2 E состояние, Goode JG, Hofstein JD, Johnson PM, JOURNAL OF CHEMICAL PHYSICS 107 (6): 1703-1716 8 августа 1997 г.

Фотоиндуцированная ридберговская ионизационная спектроскопия фенола: строение и назначение из B ~ -состояние катиона, Леклер Дж. Э., Ананд Р., Джонсон П. М., ЖУРНАЛ ХИМИЧЕСКОЙ ФИЗИКИ 106 (17): 6785-6794 1 МАЯ 1997 ГОДА.

Исследование фотоиндуцированного процесса ионизации Ридберга, Goode JG, LeClaire JE, Johnson PM INTERNATIONAL JOURNAL OF MASS SPECTROMETRY AND ION ПРОЦЕССЫ 159: 49-64, 30 декабря 1996 г.

Инфракрасная лазерная переходная абсорбционная спектроскопия этильного радикала , Sears TJ, Johnson PM, Jin P, Oatis S JOURNAL OF CHEMICAL PHYSICS 104 (3): 781-792 15 ЯНВ 1996

Фотоиндуцированная ридберговская ионизационная спектроскопия , Тейлор Д. П., Гуд Дж. Г., Леклер Дж. Э., Джонсон П. М., ЖУРНАЛ ХИМИЧЕСКОЙ ФИЗИКИ 103 (14): 6293-6295 8 октября 1995 г.

Объяснение: Кем был Филип Джонсон, американский архитектор, которого придерживались антисемитских взглядов?

Текущая выставка в Музее современного искусства (MoMA), Нью-Йорк, временно скроет имя известного американского архитектора Филипа Джонсона из своих пространств после того, как Johnson Study Group, коллектив архитекторов, художников и дизайнеров, назвал он рассказал о своем сотрудничестве с нацистами.MoMa, однако, не первый. В декабре прошлого года Гарвардская высшая школа дизайна решила удалить имя Джонсона из дома, который он построил в Кембридже, по той же причине.

В письме группы говорилось: «Взгляды и действия Джонсона, выступающие за превосходство белой расы, делают его неуместным тезкой в ​​любом образовательном или культурном учреждении, которое стремится служить широкой публике».

Информационный бюллетень | Щелкните, чтобы получить лучшие объяснения дня на свой почтовый ящик

Какое наследие он внес в искусство и архитектуру и как это повлияло на мир?

Филип Джонсон, герой

Он ворвался на сцену в 1932 году, когда куратором исключительного шоу «Международный стиль: современная архитектура с 1922 года» в МоМА. Он был основателем и руководителем новаторского отдела архитектуры и дизайна MoMa с 1932 по 1936 год, а затем с 1946 по 1954 год. Его сотрудничество с MoMa продолжалось почти пять десятилетий до его смерти в 2005 году.

Поездки Джонсона в Европу в конце 1920-х взволновали его движением Баухаус в Германии. Это побудило 26-летнего человека привнести в дом новую эстетику, и выставка 1932 года, таким образом, познакомила американцев с работами современных архитекторов, в том числе Уолтера Гропиуса, Ле Корбюзье, Ричарда Нейтра, Фрэнка Ллайода Райта и Мис ван дер Роэ.Он не только накопил свое богатство и остроумие на культурном фоне своего времени, но и довольно ловко использовал идеи модернизма и постмодернизма, создавая новые разговоры об искусстве, дизайне и архитектуре. Вслед за своим очень успешным шоу Джонсон представил публике выставку промышленного дизайна, которая вывела Джонсона в лигу кураторов.

В 1941 году Джонсон поступил в Гарвард, а позже даже поступил на военную службу. Вернувшись, он начал свою карьеру архитектора, вдохновленный стилем ван дер Роэ.Его очень известный Стеклянный дом, который называют «одним из величайших жилых построек 20 века», был таким гладким и симметричным, как можно было представить. Его стеклянные стены и ощущение того, как он соприкасается с землей, почти парят на высоте 10 дюймов, что делало его неземным. То, чего раньше не видела архитектура.

Стеклянный дом Филипа Джонсона. (Источник: Wikimedia Commons)

Джонсон построит много высотных зданий и оставит свой отпечаток на горизонте Америки по всей стране от здания Сиграмм в Нью-Йорке; IDS Center, Миннесота; Хрустальный собор, Калифорния; в бывшее здание AT&T, Манхэттен; и Lipstick Building в Нью-Йорке.Он был первым лауреатом Притцкеровской премии в области архитектуры в 1979 году, и ему приписывают то, что он привнес идею «старого архитектора» в современный разговор. Знакомые имена в галактике международных архитекторов — Рем Колхас, Заха Хадид, Фрэнк Гери — получили от него руку помощи, поскольку он стал их чирлидером, продвигал их работы и находил их первых клиентов.

Хотя его считали «знатоком и законодателем вкуса», его также критиковали за то, что он не был слишком оригинальным в своих идеях.Как говорится, его можно любить или ненавидеть, но нельзя игнорировать.

Филип Джонсон, антигерой

Известный американский критик Ада Хакстейбл в своем некрологе, посвященном Джонсону в 2005 году, сказала, что он действительно хочет быть «l’architecte du roi» — архитектором короля. Она пишет: «Была ли система монархией, фашизмом или корпоративным капитализмом, на самом деле не имело значения; ни политика, ни мораль никогда не были проблемой. Короли, папы, диктаторы и промышленные капитаны были лучшими покровителями, чем демократические общества. Он поддержал бы любой режим или клиента, которые позволили бы реализовать художественно амбициозные проекты монументального масштаба для видения, не скованного денежными ограничениями, существующими условиями или социальными проблемами. Для Филипа Джонсона эстетика была первичной; искусство, и особенно искусство архитектуры, превзошло все остальное ».

Историк Марк Вортман в своей книге 1941: Борьба с теневой войной (Atlantic Monthly Press, 2016) исследует роман архитектора с нацистами.После выставок в МоМа Джонсон отправился в Берлин с чемоданами, набитыми ницшеанскими идеями о «сверхчеловеке». Это на митинге молодежи в Потсдаме под Берлином, где он впервые увидел и услышал Гитлера. Уортман говорит: «Джонсон пережил революцию души». Теперь появился новый идеал, ради которого можно было жить.

Несмотря на то, что он помог своим друзьям из Баухауза бежать в США из-за нацистского гнета, он не возражал против того, чтобы «нацисты сделали евреев козлами отпущения или ругали коммунистов», пишет Уортман. Джонсон был вынужден поверить в то, что фашизм спасет Америку, которая все еще не оправилась от последствий Великой депрессии. Вскоре он подружился с афроамериканским экономическим аналитиком Лоуренсом Деннисом. Журнал Life в 1940 году назвал Денниса «интеллектуальным фашистом номер один в Америке». Вместе с давним другом Джонсона Аланом Блэкберном, коллегой из MoMA, они мечтали об американце Хилтере. У них даже был «список для исключения» тех, кто есть кто в американском обществе на случай революции.Впоследствии Джонсон также написал множество статей для правой газеты «Социальная справедливость». Его подхватили пламенные проповеди римско-католического священника отца Чарльза Эдварда Кофлина, который хотел вернуть «Америку обратно американцам». Джонсон даже спроектировал платформу для Кафлина во время его публичных митингов, по образцу той, с которой Гитлер выступал с речами в Нюрнберге. Вскоре ФБР расследовало его немецкие пристрастия, и Джонсону пришлось отказаться от своих нацистских амбиций. Именно тогда он вернулся в Гарвард и стал всемирно известным архитектором, изменившим наш взгляд на здания.Он избежал обвинения благодаря друзьям в хороших отношениях, таким как Нельсон Рокерфеллер, президент MoMA. Таким образом, нацистское прошлое Джонсона было похоронено до недавнего времени.

📣 ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ СЕЙЧАС 📣: Telegram Channel с объяснениями

В свою защиту

The Guardian недавно сообщила, что многие доброжелатели Джонсона вступились за него. Историк Роберт А.М. Стерн, хотя и еврей, называет Джонсона своим критическим наставником, в то время как темнокожий архитектор Роберта Вашингтон защищает его расистскую позицию, а историк культуры Майкл Генри Адамс пишет: «Я очень надеюсь на то, что юношеские бесчинства Филипа Джонсона простительны … сегодня мы все нуждаемся в то, что он умер, воображая, что нашел: возможность развиваться — шанс стать лучше ».

.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *